Женщина, которая легла в постель на год
Шрифт:
– Зря ты назвал ее имя и возраст, – перебила Ева. – Теперь я никак не выкину этого ребенка из головы.
– Это значит «нет», так? – спросил Александр.
Глава 49
Безутешная Джейд, мать тринадцатилетней Эмбер, не позволяла себе принимать ванну, душ, мыть голову и переодеваться со дня исчезновения дочери. На ней по-прежнему был нежно-розовый спортивный костюм, уже посеревший от грязи, в котором она ходила в тот день, когда Эмбер пропала.
– Моя Эмбер счастливая
Ева кивнула и мягко спросила:
– Когда вы в последний раз спали?
– О, я не вправе спать, принимать душ и мыть голову, пока Эмбер не вернется домой. Ночь напролет лежу на диване с включенным телевизором и слушаю канал «Скай ньюс» на случай, вдруг о ней что-то скажут. Мать винит меня. Муж винит меня. Я сама виню себя. Вы знаете, где моя Эмбер, Ева?
– Нет, не знаю, – покачала головой Ева. – Ложитесь-ка сюда.
* * *
Когда Александр принес Еве и Джейд чай, то нашел обеих женщин крепко спящими рядышком на кровати. Его пронзил укол ревности – Джейд заняла его место. Он попятился к выходу, но Ева услышала, как скрипнула половица, и открыла глаза.
Увидев его, она улыбнулась и аккуратно скользнула из-под одеяла к изножью кровати, где села, свесив ноги.
Александр заметил, что пора бы подстричь Еве ногти на ногах. Розовый лак уже почти полностью облез. Не говоря ни слова, он вытащил швейцарский складной нож, который когда-то подарила ему жена. Помимо собственно ножа в этом хитроумном устройстве содержалось еще множество инструментов, и оно прилично оттягивало карман, но Александр всегда держал его под рукой. Он взял правую ногу Евы, положил себе на колено и прошептал:
– Милые ножки, но ногти как у грязнули.
Ева улыбнулась.
Джейд спала. Ева надеялась, что гостье снится Эмбер, и что во сне они снова вместе и снова счастливы.
Когда ногти Евы были аккуратно подстрижены, Александр сложил кусачки, задвинул их на место, и вытащил следующий инструмент – небольшую металлическую пилку.
Ева тихо рассмеялась, когда он начал водить пилкой по кромке.
– Думаешь, Иисус был первым мастером по педикюру?
– Первым, кому удалось прославиться, – усмехнулся Александр.
– А нынче есть звездные педикюрши? – продолжила тему Ева.
– Без понятия. Я подрезаю себе ногти сам, над страницей из «Лондонского книжного обозрения». Разве все остальные делают не так же?
Теперь они общались нормальными голосами, понимая, что Джейд спит беспробудным сном, который обычно следует за отчаянием и усталостью.
Александр сходил к своему грузовику и вернулся с бутылкой ацетона и белой тряпочкой.
– Собираешься спалить всю округу? – испугалась Ева.
– Пусть ты и лежишь в постели несколько месяцев, но это не повод запускать себя. – Алекс смочил тряпочку ацетоном и стер с ногтей Евы старый лак. Закончив с этим делом, сказал:
– А теперь я обрежу тебе волосы, – и вытащил из складного ножа крохотные ножницы.
– Они словно из сказок братьев Гримм! – улыбнулась Ева. – Чем ты занимался в выходные, стриг высокую траву на лугу по одной травинке?
– Ага, – кивнул Александр, – по заказу злобного гномика.
– И что тебе угрожало, если бы ты не справился с заданием?
– Дикие лебеди выклевали бы мне глаза, – пожал он плечами и тоже рассмеялся.
Ушло не больше пятнадцати минут на то, чтобы превратить прическу Евы из «здравствуйте, мэм» в «здорово, Ева!».
– И наконец, – сказал сказочный помощник на все руки Александр, – брови.
Он снова взял свой многофункциональный нож и с большим трудом выколупал пинцет такого маленького размера, что тот едва не затерялся в его длинных пальцах.
– Нам нужны ироничные арки, а не атипично щетинистые гусеницы.
– Щетинистые? – переспросила Ева.
– Это значит…
– Знаю я, что это значит — прожила с атипично щетинистым мужчиной двадцать восемь лет.
Ева чувствовала в теле небывалую легкость, словно освободилась от силы земного притяжения. Прежде она испытывала подобное ощущение только в детстве, играя с друзьями в мир понарошку и на несколько секунд погружаясь в воображаемую реальность настолько глубоко, что вымышленный мир становился более настоящим, чем скучная повседневная действительность, состоявшая в основном из всяких неприятных дел. Ева чувствовала прилив буйного приятного возбуждения и едва могла усидеть неподвижно, пока Александр выщипывал ей брови.
Ей хотелось петь и танцевать, но вместо этого она говорила и говорила, радуясь, будто изо рта вынули кляп.
Ни Ева, ни Александр не услышали, как Брайан с Титанией вошли в дом, поужинали и отправились спать.
* * *
В половине шестого утра Александр сказал:
– Мне пора домой. Дети встают рано, а их бабушка дремлет допоздна. – Он посмотрел на Джейд, мать Эмбер, и спросил: – Стоит ли позволять ей спать и дальше?
– Не хочу ее будить, – заступилась за гостью Ева. – Давай дадим ей самой проснуться, когда захочет.
Александр взял отвергнутую картину и, держа ее тыльной стороной холста к Еве, унес полотно вниз и оставил в прихожей.
В утренней тишине Ева слышала, как он уезжает. Чудо-визажист забыл швейцарский армейский нож на подоконнике. Ева взяла инструмент – на ощупь он был холодным.
Она держала его в ладонях, пока нож не потеплел.
* * *
Ева стояла на коленях, вглядываясь в собственное отражение в оконном стекле, пытаясь рассмотреть свою стрижку в стиле Жанны д’Арк, когда женщина на ее кровати зашевелилась и пришла в себя. Ева смотрела на нее и уловила тот момент, когда сонливость отступила и Джейд осознала жуткую реальность, в которой ее дочь числилась пропавшей без вести.