Женщина-левша. Нет желаний – нет счастья. Дон Жуан

Хандке Петер

Она попыталась перевести:

– «В идеале: я хочу, чтобы мужчина любил меня за то, что я есть, и за то, чем я стану».

Она пожала плечами.

Днем она сидела у стола за пишущей машинкой, надев очки. Она разделила переводимую книгу на части: делать по стольку-то страниц в день; карандашом надписала на них даты каждого дня, дата в конце книги приходилась уже на середину весны. Она печатала, останавливалась, листала лежавший рядом словарь, прочищала иглой одну, потом другую литеру в машинке, то и дело обтирала клавиатуру; на бумагу ложился следующий текст: «До сих пор все мужчины считали меня слабой.

Муж говорит обо мне: “Мишель – сильный человек”. А на самом деле он только хочет, чтобы я считала себя сильной, выполняя работу, какая его не интересует: занималась детьми, домашним хозяйством, налогами. Но в той сфере, где я хотела бы работать, он мне мешает. Он говорит: “Моя жена – мечтательница”. Если мечтать означает хотеть быть тем, что ты есть, тогда я хочу быть мечтательницей».

Молодая женщина посмотрела в окно, на площадку, где, отряхивая ботинки, показался мальчуган со школьной сумкой в руке. Он вошел через дверь, выходящую на площадку, и засмеялся. Она спросила, почему он смеется.

Мальчуган:

– Я тебя никогда еще не видел в очках.

Она сняла очки, снова надела их.

– Ты вернулся так рано…

Мальчуган:

– Сегодня опять не было двух уроков.

Она продолжала печатать, мальчик подошел и уселся рядом с ней; он вел себя особенно тихо. Она перестала печатать, уставилась куда-то вдаль.

– Хочешь есть? Да?

Мальчуган покачал головой.

Она:

– Тебе мешает, когда я работаю?

Он улыбнулся как бы про себя.

Позже она работала в спальне за столом, что стоял у окна с видом на ели. В дверях появился мальчуган со своим толстяком приятелем.

– На улице очень холодно. А к Юргену нельзя, там сегодня уборка.

Она:

– Но вчера у них уже была уборка?

Мальчуган пожал плечами; она опять занялась работой.

Дети все еще стояли в дверях. И хотя они не шевелились, она почувствовала, что они тут, и обернулась.

Позже, когда она уже снова печатала, из соседней комнаты донесся оглушительный шум: мальчики поставили пластинку – актеры подражали пронзительным крикам детей и гномов. Она встала и пошла через коридор в ту комнату; там на маленьком проигрывателе крутилась пластинка, никого рядом не было. Она выключила проигрыватель, и в ту же минуту из-за занавесок с криком выскочили мальчишки, явно желая ее напугать, что им – они к тому же перерядились – и удалось.

Она сказала:

– Послушайте, я ведь работаю, хотя вы, может, этого не понимаете. Очень важно, чтобы мне не мешали. При этой работе я не могу думать ни о чем другом, как, например, во время готовки.

Мальчишки, глядя куда-то мимо нее, стали ухмыляться, сперва один, а потом и другой.

Она:

– Поймите же меня.

Мальчуган:

– А ты нам приготовишь чего-нибудь?

Она опустила голову; мальчуган злобно буркнул:

– Мне тоже грустно. Не только тебе.

Она сидела в спальне за машинкой, но не печатала. В доме было совсем тихо. К спальне по коридору подошли дети, они шептались и хихикали. Внезапно она резко отодвинула машинку, и та грохнулась на пол.

На оптовом рынке, недалеко от дома, она накладывала огромные пакеты в тележку, которую двигала перед собой из одного отделения огромного павильона в другое, пока не нагрузила ее с верхом. Потом стояла вместе с другими в длинной очереди в кассу; тележки у всех покупателей были так же переполнены, как и у нее. На автостоянке у рынка она подкатила тяжелую тележку, колесики которой все время вставали поперек, к своей машине. Нагрузила полный багажник и заднее сиденье, так что загородила заднее стекло. Дома она сложила покупки в погреб, потому что все полки в кухне и морозилка были уже битком набиты.

Ночью она сидела в большой комнате у стола, вложив лист бумаги в машинку; долго сидела неподвижно. Спустя некоторое время положила руки на машинку, потом – голову на руки.

Позже, уже глубокой ночью, она все еще сидела в той же позе, но теперь она спала.

Внезапно проснувшись, она выключила лампу, вышла из комнаты. На ее щеке отпечатался узор рукава. В поселке горели только уличные фонари.

Они зашли навестить Бруно в его контору; из окна открывалась панорама города. Бруно сидел с ней и мальчуганом, читавшим книжку, в углу за столиком.

Поглядев на мальчика, Бруно сказал:

– Франциска считает, что Стефан в последнее время стал крайне замкнутым. Кроме того, он не моется. Франциска считает, что это…

Она:

– А что еще считает Франциска?

Бруно рассмеялся; она тоже улыбнулась. Но когда он протянул к ней руку, она отпрянула. Он сказал:

– Марианна.

Она:

– Извини.

Бруно:

– Я хотел только получше разглядеть твое пальто. Смотри, у тебя оторвалась пуговица.

Они замолчали с чувством безнадежности.

Бруно сказал мальчугану:

– Стефан, сейчас я тебе покажу, как я нагоняю страх на клиентов, которые ко мне приходят.

Он взял ее за руку и, с усмешкой поглядывая на мальчугана, продемонстрировал следующее:

– Прежде всего я загоняю свою жертву-клиента с его стулом в очень тесный уголок, где он чувствует себя беззащитным. И говорю с ним, придвинувшись к самому его лицу. А если это пожилой человек, – Бруно внезапно зашептал, – тогда я говорю совсем тихо, чтобы он решил, будто глохнет. Очень важно также носить определенного вида туфли, вот такие, например, на каучуке, как у меня: эти туфли – знак власти. И начищены они должны быть до солнечного блеска! Нужно добиться, чтобы ты излучал некую таинственность, и главное при этом – лицо, наводящее на посетителя страх.

Он сел прямо перед молодой женщиной и стал сверлить ее взглядом; при этом, опершись локтем о стол, он вытянул вперед руку и сжал пальцы в кулак, только большой палец торчал вверх, словно готовый воткнуться в собеседника. Все так же сверля ее взглядом, он скривил губы и заговорил:

– Я выписал из Америки специальную мазь: смазываю вокруг глаз, чтобы не моргать. Или смазываю вокруг рта, и у меня не дрожат губы. – Он тут же смазал какой-то мазью вокруг глаз. – Я сверлю взглядом собеседника, и это тоже мой знак власти. Надеюсь, благодаря этому я скоро стану членом правления. – Он продолжал сверлить ее взглядом, а она и мальчуган спокойно смотрели на него.

Наконец он махнул рукой, кончая показ, поднялся и сказал мальчугану:

– В следующее воскресенье мы пойдем в оранжерею, посмотрим насекомоядные растения. Или в планетарий! Там мы увидим Южный Крест, спроецированный на свод потолка, как на ночном небе, мы будто и вправду окажемся где-то в южных морях.

Он проводил их до двери; там он что-то шепнул Марианне на ухо. Она взглянула на него, покачала головой. После небольшой паузы Бруно сказал:

– Ничего еще не прояснилось, Марианна. – И выпустил их из конторы.