Женщина-призрак
Шрифт:
— Как он это воспринял? — спросил он надзирателя, следуя за ним по коридору.
— Как все, — последовал ответ. «А что еще можно ожидать?» — крылось за этими словами.
— Как все? Ах, да, — Ломбар покачал головой и пробормотал: — Бедняга.
Надзиратель отпер дверь.
Он на мгновение замешкался у двери, а потом решительно шагнул вперед. С таким видом люди заходят в «Савой» или «Риц».
— Ты неплохо выглядишь, старина Скотт, — медленно произнес Ломбар. — Что ты здесь делаешь?
Реакция Гендерсона была совсем иной, чем на появление детектива. Его лицо прояснилось: перед ним старый друг.
— Теперь я живу здесь, — весело сказал он, — Тебе нравится?
Они пожали друг другу руки, как будто расстались совсем недавно, а не несколько месяцев назад. Надзиратель нерешительно потоптался на месте, затем вышел из камеры, заперев за собой дверь. Они продолжали пожимать друг другу руки, и это было красноречивее всяких слов,
— Ты приехал, — с теплым чувством сказал Гендерсон. — Ты появился. Значит, правду говорят, что старая дружба не рвется.
— Я с тобой, и будь я проклят, если они это сделают! — с жаром воскликнул Ломбар.
Первые минуты они бессвязно разговаривали о прошлом, вспоминая далекие годы, потом перешли к поездке Ломбара.
— О, эти грязные поезда! Никакого сравнения с нашими.
— Но все же ты кое-что повидал, Джек.
— Повидал! К черту все это: Грязные, забытые Богом отели! А пища! А москиты! Я, как последний сопляк, согласился подписать контракт на пять лет.
— Но, я полагаю, ты должен был получать за это хорошие деньги, не так ли?
— Конечно. Но что с ними делать? Их негде тратить. Даже пиво там пахнет керосином.
— И все-таки я чувствую себя неловко, что мне пришлось оторвать тебя, — пробормотал Гендерсон.
— Но тебе нужна моя помощь, и потом, контракт продолжается, Просто это время не зачтется, вот и все.
Он помолчал немного, затем пристально посмотрел на друга.
— Так в чем дело, Скотт? Что случилось? Гендерсон попытался улыбнуться.
— Просто — примерно через две с половиной недели— надо мной проведут электрический эксперимент. Представляешь? Обо мне будет написано во всех газетах.
— Хватит шутить. Мы знакомы с тобой полжизни, и можно обойтись без этого.
— Да, да, — отрешенно кивнул Гендерсон. — Черт возьми, жизнь так коротка…
Ломбар отошел в угол и уселся на край умывальника.
— Я всего один раз видел ее, — задумчиво сказал он.
— Два, — поправил Гендерсон. — Один раз мы встретили тебя на улице.
— Да, я помню. Она держала тебя за руку и пряталась за твою спину.
— Она собиралась купить кое-что из одежды, а ты, знаешь, какими становятся женщины в таких случаях.
Мы часто собирались пригласить тебя к обеду; но… ты же сам знаешь, как бывает.
— Конечно, знаю, — дипломатично согласился Ломбар. — Ни одна жена не любит неженатых друзей мужа. — Он достал из кармана пачку сигарет, взял себе одну и бросил пачку Гендерсону. — Не удивляйся, если у тебя распухнет язык, а на губах выскочат волдыри. Здесь половина — порох, половина — средство от насекомых. Я еще не успел купить ничего получше. — Он затянулся и продолжал: —Полагаю, тебе лучше рассказать все сначала и как можно подробнее.
Гендерсон вздохнул.
— Да, наверное, это лучше всего. Я так много рассказывал об этом, что начинаю думать, будто все это мне приснилось.
— Для меня самое главное—подробности, так что смотри — не упусти их.
— Мой брак с Марселлой был всего лишь подготовкой ко всем этим событиям, а вовсе не главным событием. Обычно человеку трудно сознаваться в собственной глупости даже другу, но сейчас, на пороге смерти, я могу честно сказать, что это была большая глупость с моей стороны. Не прошло и года, как семейный корабль стал разваливаться. А спасаться было уже поздно. Я полюбил другую. Ты никогда не встречался с ней, не знаешь ее, и потому не стоит называть ее имя. На суде ее называли Девушкой. И для тебя я буду называть ее Моя Девушка.
— Хорошо, Твоя Девушка, — согласился Ломбар. Он сложил руки на груди и внимательно слушал друга.
— Моя Девушка. Бедная Девушка. Это была Настоящая Любовь. Если ты не женат, и это пришло к тебе — Ты спасен, ты в безопасности. Но если ты женат, и это пришло к тебе, ты пропал. То есть, если ты женат, и это к тебе пришло, ты вроде бы в безопасности, но ты жив Лишь наполовину.
— Да, наполовину, — задумчиво, с состраданием прошептал Ломбар.
— Все было ясно и просто. Я рассказал Моей Девушке о Марселле через неделю после нашего знакомства. Я думал, что это будет последней нашей встречей. Двадцать раз мы виделись после этого и считали, что каждая встреча — последняя. Мы пытались бороться с собой, но нас притягивало друг к другу, как магнитом. Марселла узнала о ней через тридцать дней. Я не видел другого выхода и сам рассказал ей всё. Она не была поражена. Она лишь улыбнулась и стала ждать. Ждать и наблюдать, как наблюдает человек за двумя мухами, угодившими в банку. Я пришел к ней и предложил развод. Она снова медленно, задумчиво улыбнулась. Она не была расстроена, насколько я мог судить по ее поведению. Она сказала, что подумает. И стала думать. Неделя шла за неделей, месяц за месяцем. Она все думала и дразнила меня. И все время насмешливо улыбалась. Из нас троих лучше всего было ей. Я злился. Я — взрослый человек, и я хотел жить с Моей Девушкой. Я не хотел никакой ругани, ничего… Я хотел иметь любимую жену и дом.
Все это время Гендерсон говорил, закрыв лицо руками, и при последних словах его руки заметно задрожали. — Моя Девушка сказала: «Должен же быть какой-то выход. Мы в ее руках, и она это знает. Твое мрачное молчание ей лишь на руку. Подойди к ней как мужчина и друг. Сходи с ней куда-нибудь и поговори по душам. Если двое людей раньше любили друг друга, в их душах живут какие-то воспоминания. У твоей жены тоже должны сохраниться воспоминания-, если только она не совсем лишилась памяти. Хоть малейший остаток доброго чувства к тебе у нее должен был сохраниться, и ты должен разбудить его! Сделай это не только ради себя, но и ради нас — тебя и меня».
Я так и сделал. Купил два билета на представление и заказал столик в ресторане, где мы любили бывать еще до женитьбы. Пришел домой и сказал: «Давай проведем сегодня вечер вместе».
На лице ее медленно появилась та же улыбка, и она сказала: «А почему бы и нет?» Когда я отправился под душ, она сидела перед зеркалом и приводила себя в порядок. Все ее привычки я знал очень хорошо и с легким сердцем пошел в ванную, даже начал насвистывать. Я почти любил ее в этот момент. Я понял, в чем дело: я любил ее прежде и лишь ошибся в ее любви ко мне.