Женщина-призрак

Айриш Уильям

— А что говорить, когда они обвиняют меня в преступлении, которого я не совершал? Кто тут услышит меня поверит мне? Вы все здесь говорили, что я должен умереть, значит, я умру. Я боюсь смерти не больше любого другого человека. Но я боюсь умереть так же, как любой другой, но тяжелее всего умирать из-за ошибки, Я умру не за то, что совершил преступление, а по ошибке, а это самая тяжелая смерть. Когда придет мой час, я встречу его достойно; это все, что я могу сделать.

Но сейчас я обращаюсь ко всем тем, кто

не слушал меня или не поверил мне; я не делал этого. Я не убивал. Ни один суд, ни один состав присяжных, никакая смерть на электрическом стуле, ничто в целом мире не сделает меня виновным в этом преступлении.

Я готов выслушать приговор, Ваша честь. Я вполне готов.

— Прошу прощения, мистер Гендерсон, — раздался сочувствующий голос. — Я не могу сказать, что не слышал ваши слова и не поверил вам. Я поверил вам больше, чем любому другому человеку, которому мне приходилось выносить приговор. Но вердикт присяжных не дает мне выбора.

Тот же самый голос стал громче.

— Скотт ГендерСон, вы признаны виновным в убийстве первой степени, и я приговариваю вас к смерти на электрическом стуле в течение недели, начиная с 20 октября, в день, выбранный начальником тюрьмы, и да спасёт Бог вашу душу.

Глава 8

Двадцать первый день перед казнью

— Он здесь, — произнес кто-то тихо в коридоре Дома Смерти. И добавил чуть громче сквозь звон ключей: — Гендерсон, тут кое-кто хочет увидеть вас.

Гендерсон молчал и не двигался. Дверь открылась и снова закрылась. Они долго смотрели друг на друга.

— Полагаю, вы не помните меня.

— Всегда помнишь людей, которые хотели убить тебя.

— Я не убиваю людей. Я ищу людей, которые совершили преступление, для тех, кто должен их наказать.

— А потом вы приходите убедиться, что они не сбежали и остались там, куда вы их засадили, заставляя мучиться день за днем, минута за минутой. Это, видимо, вас сильно волнует. Ну что ж, смотрите. Я здесь. Я в камере. Теперь вы спокойно можете уйти.

— А вы не веселы, Гендерсон.

— Мало радости умереть в тридцать два года. Барчесс не ответил. На такие слова трудно найти ответ. Он подошел к двери и заглянул в смотровое стекло.

— Маленькое окошко, не так ли? — спросил Гендерсон, не поворачивая головы.

Барчесс быстро отошел от двери и стал спиной к глазку. Он достал что-то из кармана и протянул Гендерсону:

— Хотите сигарету?

— А что в них? — насмешливо спросил Гендерсон.

— Ах, перестаньте так разговаривать, — негромко сказал детектив, продолжая держать руку на весу.

Гендерсон неохотно протянул руку и с горечью посмотрел на Барчесса. Он взял сигарету и, прикрывая ее рукавом, сунул в рот. Барчесс быстро поднес ему зажигалку, Гендерсон с презрением посмотрел на него:

— Что же, наступил день казни?

— Я знаю,

что вы чувствуете… — сказал Барчесс.

— Вы знаете, что я чувствую! — внезапно взорвался Гендерсон. Он стряхнул пепел к ногам детектива. — Надо же! Они знают, что я чувствую! Вы не можете знать! Убирайтесь отсюда! Вон! Идите и убейте еще кого-нибудь! Найдите себе свежий материал, а я уже — второй сорт, так сказать, отработанный.

Он лег на спину и выпустил струю дыма, который окутал его лицо.

Затем они снова посмотрели друг на друга. Барчесс стоял не двигаясь.

— Насколько я понимаю, вашу апелляцию отклонили?

— Да, мою апелляцию отклонили. Больше нет зацепок, нет преград, ничто больше не препятствует сожжению. Теперь меня можно без задержки отправить на тот свет. Теперь каннибалы не будут голодными. Теперь они могут выполнить свою милую, чистую работу. — Он внимательно посмотрел на Барчесса. — Почему у вас такой похоронный вид? Жалеете, что агонию нельзя продлить? Жалеете, что я не могу умереть дважды?

Лицо Барчесса скривилось, как будто дым от сигареты попал ему в глаза.

— Не бейте ниже пояса, Гендерсон, — Сказал он. — Мои руки даже не подняты для удара.

Гендерсон снова поглядел на него, впервые заметив что-то новое в поведении Барчесса.

— Что у вас на уме? — тихо спросил он. — Что привело вас ко мне много месяцев спустя?

Барчесс покрутил головой, как будто у него затекла шея.

— Я не знаю, как мне успокоить себя… Странное состояние для сыщика. Я знаю, что моя работа закончилась, когда вы предстали перед судом. Но что-то волнует меня.

— Почему? Этого не должно быть. Я — обычный приговоренный к смерти.

— Я пришел сюда для того, чтобы… ну, в общем, я хочу сказать… — Он помолчал и сказал: — Я верю, что вы невиновны. Знаю, что это мало что даст вам, Гендерсон. Ничего не даст ни вам, ни мне. Я не думаю, что это сделали вы, Гендерсон.

Долгая пауза.

— Ну, скажите же что-нибудь. Только не смотрите на меня так!

— Я не знаю, что бы ответил труп, если бы убийца вырыл его из могилы и сказал: «Прости, старина, полагаю, я совершил ошибку». Лучше вы скажите мне что-нибудь.

— Вы правы. Думаю, в такой ситуации нечего говорить. Но я все же утверждаю, что свою часть работы я сделал правильно, судя по всем доказательствам. Я сделал бы то же самое и в другой раз. Мои личные чувства не в счет. Я работаю с конкретными фактами.

— И что же привело вас к столь мудрому заключению? — с иронией спросил Гендерсон.

— Трудно объяснить; это — плоды долгих раздумий. Это медленный процесс, такой же медленный, как просачивание воды сквозь фильтр. Суд ускорил процесс. Все, что было направлено против вас, выглядело таким тяжеловесным, что, мне кажется, все это поняли и тыкали пальцем в меня.