Женщина в Гражданской войне(Эпизоды борьбы на Северном Кавказе в 1917-1920 гг.)
Шрифт:
У пробитой снарядом дыры в стене сидели двое в погонах около какой-то непонятной машины. Фатимат осмотрелась. Электрический провод соединялся с этой машиной. Белые поджидали красный бронепоезд, чтобы взорвать его. Они не знали о судьбе подложенной мины — ее скрывала возвышавшаяся перед домиком высокая железнодорожная насыпь.
Фатимат, не раздумывая больше, вскинула винтовку и уложила на месте обоих золотопогонников.
Красные продвигались вперед. Их левый фланг приближался к керосиновому железнодорожному заводу. Запылал подожженный резервуар емкостью в сто тысяч пудов. Над сухими зарослями
— Ура! — прокатилось по наступающей цепи, и красноармейцы хлынули вперед, с винтовками наперевес.
Из железнодорожной водокачки затарахтел пулемет. Несколько бегущих упало. Фатимат поспешила оттащить раненого, но что-то сильно толкнуло ее в грудь, и она упала.
Подбирая раненых вместе с санитарами, шли два чеченца, недавних кровника. Они первые увидели белую, зацепившуюся за сухой примятый бурьян косынку, которую колыхал ветер.
Когда санитары укладывали обвисшее тело Фатимат на окровавленные носилки, чеченцы угрюмо переглянулись.
— Это наша чеченка. Она умерла за нашу свободу, — проговорил гойтинец.
— Одна из многих, — повторил алхан-юртовец.
И оба, не сговариваясь, бросились к водокачке, откуда раздавались последние выстрелы белогвардейцев.
А. Исбах
НАРМА ШАПШУКОВА [3]
Они скакали быстрой рысью, сдерживая горячих коней. Серебряные чеканные пояса на мужских бешметах и женские разноцветные наряды горели на солнце. Высокий морщинистый старик в черной барашковой шапке мчался впереди колонны улуса. Длинные усы придавали ему сходство с запорожским атаманом. За стариком ехали лучшие люди улуса. Торжественно восседал на лошади в ярком бешмете инструктор обкома партии.
3
В рассказе приведены в значительной мера материалы, взятые из сборника «Девушки Калмыкии». Издание Калмыкиздата, г. Элиста.
В первых рядах Черноземельского улуса скакала Булгун Дертеева — председатель сельсовета. Она уверенно держала поводья своей крепкой, мужественной рукой, и вся ее слитая с конем фигура опытной, привычной наездницы выделялась в ряду других.
Проезжая мимо балкона, где стояли руководители области, она привстала на стременах и оглянулась, точно проверяя, все ли в порядке в улусной колонне.
— Лучшей председательнице сельсовета большевистский привет! — крикнули сверху.
Дертеева улыбнулась и махнула рукой в знак приветствия.
Со всех сторон на площадь перед исполкомом съезжались люди.
Представитель Черноземельского улуса — старик с смоляными усами, радостный, взволнованный торжественностью момента, — говорил приветственную речь:
«Люди черных земель, где никогда не бывает льда и снега, приветствуют всех собравшихся здесь, всех друзей, товарищей и братьев. И первый привет черноземельских калмыков тому, кто сияет над нами, как солнце, кто освещает путь народам, первое наше слово — товарищу Сталину!
Горячий наш привет товарищу Ворошилову, хранящему ключи советской крепости и устрашающему врагов нашего союза!»
Знамена трепетали на сильном ветру. Со знамен глядели портреты тех людей, о которых говорил калмык. Знаменосцы вздымали ввысь красные полотнища, весь народ ликовал. Колонны проходили в конном строю перед исполкомом. Тысяча двести коней несли на себе отважных наездников и наездниц. За конями — машины. А сзади степенно покачивались верблюды.
Среди других на маленьком мохнатом верблюжонке восседал, лукаво улыбаясь, загорелый, совсем оливковый, трехлетний Эдик Нормаев — самый молодой участник олимпиады.
Василий Хомутников — председатель исполкома, первый командир красного калмыцкого полка — едва сдерживал себя, чтобы не сбежать с балкона, вскочить на коня и смешаться с группой наездников. Рядом с Хомутниковым стояла на балконе женщина в защитной гимнастерке.
Орден Красной звезды поблескивал на левой стороне ее груди. Глаза ее горели. Она произносила слова приветствий.
Булгун Дертеева встретила ее горящий взгляд. Она подняла руку и звонко крикнула:
— Привет Нарме Шапшуковой! Привет первой буденновке-калмычке!
Весной прекрасна и нарядна необозримая степь! Волнующие, пряные запахи трав, чистый воздух и горячее солнце.
В такие дни любила маленькая бойкая Нарма в одиночестве бродить по степи, собирать ярко-красные тюльпаны и украшать ими свое простенькое платье.
Нарма росла сиротой. Отец ее, донской калмык — бедняк-хлебороб — долгие годы прожил в сальских степях, в станице Батлаевская.
Он испытал всю горечь тяжелой батрацкой жизни, и самой большой его мечтой было развести чудесный цветущий сад. Он умер, когда Нарме исполнился один год. Так и не осуществилась его заветная мечта.
Вскоре умерла и мать.
Нарму и ее брата Очира — беспомощного, слепого от рождения — приютили родственники.
Но родные были для Нармы и слепого Очира чужими, злыми людьми. Пяти лет она уже пасла и караулила гусей, овец, а когда подросла, доверили ей и коров и коней.
С утренней зари и до глубокой ночи Нарма была занята делом: доила коров, ходила на пастбище, поила в реке Сал овец, собирала кизяки, носила на палке огромные ведра с водой…
С ранних лет она ездила на коне без седла. Правда, не раз падала и горько плакала, забившись где-нибудь в темном уголке, но потом научилась ездить неплохо, и верный конь, покорный ласке быстроглазой девочки, всюду следовал за ней, как ребенок. Нарма отдавала коню и последний кусок хлеба и даже кусочки сахара, которые ей изредка удавалось доставать.
В пятнадцать лет Нарма уже настолько выросла и окрепла, что не все станичные мальчишки решались бороться с ней.
На вид худенькая и слабая, она была сильна, вынослива и упряма. Часто приходилось ей одной без куска хлеба уходить на ночь в степь — искать пропавший скот.
— Иди, иди, работай, — только и слышала она в доме от сварливой тетки.
Нарма не знала развлечений. На гулянки и вечеринки, куда собиралась вся молодежь станицы, она не ходила.
Ходить туда ей было не в чем и некогда.