Женщина в море
Шрифт:
Шкипер был спокоен, как вол после тяжелой работы.
— Не волнуйся. Никто не посмеет явиться сюда. И не все матросы такие.
Он погладил ее по лицу шершавой, словно кожа у носорога, ладонью.
— Я когда-то охотился в Сибири, — заговорил он задушевным голосом, искренне, однако и на этот раз не мог обойтись без некоторой рисовки, ибо перед ним была красивая женщина. — Там водятся белые куропатки, любимая дичь для господского стола. Весною эти птицы постепенно меняют свой наряд в серый цвет. Только у самки это происходит быстрее, чем у самца. На серой
— Это удивительно красиво! — с восторгом отозвалась капитанша, глядя на шкипера. — Неужели это верно?
Шкипер ничего не ответил. Он молча пошарил под кроватью, в плескавшейся воде, достал большой колун и положил его под матрац.
У капитанши в жутком изумлении поднялись черные брови. В это время она не знала, что страшнее — бездна моря или бездна человеческой души?
В лохматой и ревущей тьме, в черных потоках воды и воздуха, продолжая содрогаться, мчалась баржа. Куда? Быть может, к медленному провалу, а может быть, к катастрофе, чтобы свой треск смешать с последним криком этих людей.
Самохин проспал в кубрике до позднего утра.
Буря свирепствовала с прежней силой. Суда в море не выходили, отстаиваясь в гавани. Весь простор затянулся мглой. По набережной летала пыль, кружился мусор, запорашивая людям глаза. Ветер дул теперь с моря. Громаднейшие волны лезли на деревянную преграду, точно хотели заглянуть внутрь гавани.
В обед на «Дельфин» явился следователь, держа под мышкой толстый, словно беременный, портфель. Это был высокий человек в черном триковом френче, в блестящих хромовых сапогах бутылками. Узкий в плечах, он ниже бедер неестественно топорщился штанами-галифе. Нежное, как у девушки, лицо румянилось, тонкие бритые губы улыбались.
— Фу, какая скверная погода!
В капитанской каюте, куда позвали машиниста, он, раскладывая на столе бумаги, заговорил мягко:
— Ну-с, товарищ Самохин, приступим к делу. Садитесь на диван, устраивайтесь поудобнее.
Потом началось обычное: где родился, когда, где служил раньше. Вся эта канитель раздражала Самохина, но он решил крепиться и, отвечая, лишь хмурил брови. В дальнейшем пришлось повторить то же самое, что уже рассказывал начальнику милиции.
Следователь, задавая вопросы, говорил тихо и ласково, не повышая голоса, но в круглых белесых глазах его было что-то подстерегающее, точно у спрута.
— Трудно допустить, дружище, чтобы вы не знали, куда исчезли с парохода люди.
— На вахте я был в машине. Как же я мог видеть, что делается на верхней палубе?
— Ну хоть крики какие слышали?
— Да, слышал. Только ничего не мог разобрать: погода была плохая, судно билось о камни, а притом еще световые люки над машинным отделением были закрыты.
Следователь не отставал, впиваясь в душу, как лесной клещ в тело.
— Скажите, товарищ Самохин, какое это у вас недоразумение произошло недавно в трактире с тремя матросами?
Машинист немного удивился, что ему задают такой вопрос.
— Никакого недоразумения не было: просто я им морды побил.
— За что?
— По пьяной лавочке. Они первые начали.
Следователь посмотрел на крепкую фигуру машиниста, на его длинные, как у обезьяны, руки с толстыми узловатыми пальцами. Мысленно он уже торжествовал, что сейчас поймает преступника.
— Значит, вы настолько сильный, что могли справиться один с тремя матросами?
Машинист, теряя терпение, в свою очередь спросил:
— А для чего это вам нужно знать об этом? Разве борьбу хотите со мной устроить или на кулачки побиться?
Следователь сделал строгое лицо.
— Я бы вам советовал отвечать вежливее, а не прикидываться дурачком. И еще советую — принять во внимание, что суд бывает всегда милостив к тем, кто чистосердечно раскаивается в своих преступлениях. Я полагаю, что вы все-таки раскроете мне тайну об исчезновении людей.
— Я все сказал. Могу прибавить насчет вашего совета.
Следователь насторожился.
— Я вас слушаю, гражданин Самохин.
Машинист заговорил сдавленным голосом:
— Бывали у нас на Руси всякие советники: титулярные тайные, действительные тайные. А теперь, оказывается, мы и без них хорошо можем обходиться.
У следователя покраснели уши.
— Как видно, вы тертый калач.
— Да, и тертый, и мятый, и битый, и всеми собаками травленный.
— Мне с вами трудно разговаривать.
— Я бы на вашем месте давно бросил эту канитель. Какой толк? В четыре ноздри нюхайте и все равно никакого преступления с моей стороны не найдете.
Помолчали, подкарауливая один другого враждебными взглядами.
— Хорошо! — заволновался следователь. — В последний раз я с вами говорю. Допускаю, что судно село на камни и стало разбиваться, как явствует из вашего показания. Будь я на вашем месте…
Машинист наконец не выдержал и грубо перебил:
— Что? На моем месте? После этого вам пришлось бы дня три свои галифе полоскать.
Следователь закричал:
— Вы не только преступник, но и хам еще при этом!
— Тем же концом и вас, господин хороший!
Следователь, дрожа от ярости, быстро сложил бумаги в портфель и, словно от пожара, выскочил из каюты.
На палубе с ним встретился поджидавший его директор.
— Ну, что? — спросил он.
— Невозможный человек! — загорячился следователь. — Наговорил мне дерзостей. Таких нахалов я еще ни разу не встречал в своей практике.
— Не признался?
— Подобные типы никогда не признаются. Самохин — хитрый и злой человек, способный совершить самое чудовищное преступление, и я нисколько не сомневаюсь, что он является виновником в этом загадочном и темном деле, как исчезновение людей с парохода. Придется подвергнуть его предварительному заключению.