Женщина в сером костюме
Шрифт:
По сути дела, это было просто оскорбительно. Энн вся пылала негодованием — и не только за себя, но и за двух других женщин. Хотя у всех трех, по-видимому, были нужные для этой работы знания и опыт, в беседе можно было бы выяснить, с которой из них Филдингу будет легче работать. А чтобы так: бросить на человека поверхностный взгляд и отправить восвояси, — надо не иметь никакого уважения к его способностям, к его человеческому достоинству. Он что, со всеми так обращается… или только с женщинами?
Филдинг мельком взглянул
— Садитесь. Сейчас я с вами займусь.
Энн села и стала разглядывать его лицо, выискивая в нем недостатки. Уши вроде не вызывают возражений. Но нос далек от совершенства. Кончик задирается кверху. Слишком тонкая верхняя губа. К сожалению, по контрасту более полная нижняя кажется вызывающе чувственной. Темный загар. В недалеком будущем у него на лице появятся злокачественные образования от чрезмерного воздействия солнца. Ему ведь уже тридцать восемь лет.
Энн знала возраст Филдинга, потому что, прежде чем подать заявление на эту вакансию, изучила состояние дел фирмы и прочитала его биографию. Она также узнала, что он не жалеет времени на физкультуру, стараясь поддерживать тело в спортивной форме и не давать ему стареть, и призывает к тому же своих подчиненных. В вялом теле вялый ум, и так далее. Все это вздор, считала Энн. Ей встречались очень умные люди, отнюдь не блиставшие телосложением. Но спорить со своим новым начальником на эту тему она не собиралась — если только он не начнет требовать, чтобы она поступила в оздоровительную группу.
Однако Энн не могла не признать, что для своего возраста Мэтью Филдинг выглядел очень молодо. Весь он был подтянут. Более того, в нем так сильно было мужское начало, что Энн сразу остро ощутила себя женщиной.
Тут вставал животрепещущий вопрос: почему из трех претенденток он выбрал ее?
Серый костюм скрывал ее формы, оставляя на виду только икры ног. Он был отлично пошит, но отнюдь не подчеркивал ее женственности. Свободного покроя жакет задрапировывал ее талию и бедра, а юбка падала мягкими складками. Под костюм Энн надела белую блузку со стойкой, которая закрывала шею: прямотаки сама викторианская скромность.
Энн унаследовала от отца чистую белую кожу англичанки и употребляла мало косметики — только слегка подкрашивала розовой помадой губы. У нее были очень красивые голубые глаза, но их нелегко было разглядеть под большими очками, которые она решила надеть вместо контактных линз. Она носила короткую практичную прическу с челкой до бровей, а ее светлые волосы с годами приобрели обычный золотистый оттенок натуральных блондинок.
Энн считала, что обрела внешность женщины, поглощенной работой и не склонной думать о пустяках. Самый прожженный распутник не найдет предлога для какой-нибудь вольности. Если только ей не встретится любитель трудных побед.
И она никогда не повторит ошибки, которую совершила на прошлой работе. Билл Лейман был такой добрый, принимал
Решение Билла уйти от дел было для Энн тяжелым ударом. Но из чувства преданности она согласилась работать с его зятем Роджером Хопманом, чтобы помочь ему на первых порах. Каково же ей было узнать — да еще во время той безобразной сцены, — что Билл Лейман не сохранил ее секрета и рассказал зятю, что она дочь Шантенели.
Роджер Хопман с самого начала повел себя отвратительно, бросая откровенно похотливые взгляды на ее грудь, бедра и ноги. От этих взглядов у Энн пропадало желание красиво одеваться. А затем грубо ее облапил прямо в кабинете, с издевкой сказав в свое оправдание: «Яблочко от яблони недалеко падает».
Энн залепила ему оглушительную пощечину и уволилась в тот же день.
Даже сейчас, вспоминая об этом случае, Энн почувствовала, что закипает от гнева. Но, судя по всему, Мэтью Филдинг выбрал ее не за внешнюю привлекательность. И уж больше она никогда в жизни никому не расскажет, кто были ее отец и мать. Никогда и никому!
Филдинг наконец положил ручку и поднял глаза. Он оглядел Энн с головы до ног, на секунду задержавшись взглядом на ее стройных икрах, затем посмотрел ей в лицо. Энн сидела выпрямив спину и сдвинув колени. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, но все ее существо восставало против подобной бесцеремонности.
— Как вас зовут?
— Кармоди, сэр. Энн Кармоди, — как можно спокойнее ответила Энн.
Филдинг усмехнулся.
— У вас приятный голос, Кармоди, — благосклонно сказал он. — Это уже плюс.
Энн никак не отозвалась на этот снисходительный комплимент. Такого он никогда бы не сказал нанимаемому на работу мужчине. Почему же с женщиной никогда не разговаривают как с равной? Она глядела на него ледяным взглядом, мысленно обещая себе, что научит этого самодовольного самца уважать ее деловые качества — чего бы это ей ни стоило.
— Сколько вам лет? — спросил он.
— Двадцать восемь, сэр.
— Вы выглядите моложе.
— Если угодно, могу показать вам свидетельство о рождении, сэр.
Но она надеялась, что показывать свидетельство ей не придется. Если Филдинг заметит, что ее имя на самом деле не Энн, как она себя называет, а Энджел, он вполне может сморозить по этому случаю какую-нибудь глупую шутку.
— Не надо. Все наверняка проверили в отделе кадров, — устало сказал Филдинг и откинулся в кресле. Некоторое время он мрачно взирал на нее из-под сдвинутых бровей, шевеля губами и как бы собираясь с духом. — Вот что я вам должен сказать, — наконец заговорил он. — Я не потерплю на работе женского сюсюканья. Вы здесь для того, чтобы заниматься делом. Я выражаюсь понятно?