Женщина, вернувшаяся с холода
Шрифт:
– Да, босс.
– Включай! Послушаем, о чем мило беседовали наши друзья.
– Друзья? Не хотел бы я оказаться в руках этих друзей.
– Ты и не окажешься, если и дальше будешь преданно служить мне.
– Да, босс.
Штин включил портативный магнитофон.
Человек в углу очень внимательно прослушал записанный разговор. Когда пленка закончилась, взял со столика сигарету, прикурил:
– Значит, наши друзья считают, что Бестужеву завалил кто-то из людей Роксенова.
– Да, босс, а вот Грифа они вычислили.
– Это должно было произойти, все же мы имеем дело с профессионалами.
– Но Гриффер не может продолжать охоту.
– А этого от него и не требуется. Я меняю план.
– Вы отказываетесь от устранения Веселова?
– О нет. Дмитрий Николаевич должен получить сполна за свои дела. И он получит. Веселов умрет, но теперь не так быстро, как Бестужева. Когда должна выехать в Выселки Надежда Лаврина?
– Точную дату клиенты не установили, сначала помощник следователя должна встретиться с Иванцовым.
– Вряд ли Дмитрий Григорьевич расскажет ей больше того, что знает Бестужев. А значит, госпожа старший лейтенант отправится в Выселки завтра же.
– После похорон к ней должен присоединиться Веселов. Вот там его можно без проблем убрать.
– Гриффер дважды держал Веселова на прицеле, и дважды капитану удавалось избежать смерти. Да, с Бестужевой Виктор справился. Но где гарантия, что он справится с Веселовым в Выселках? Да и рисоваться нашему снайперу не то что во Владимирской области, в Москве нельзя.
– Другого стрелка у нас нет.
– Он и не нужен, я имею в виду снайпера. А Веселов? Он теперь моя личная цель.
– Что вы хотите этим сказать?
– Не задавай ненужных вопросов, а слушай, что надо сделать. И сделать предельно аккуратно. Малейшая небрежность в работе, и за вашу с Генрихом и Гриффером жизнь я не дам и русской копейки.
– Слушаю, босс.
Человек в черном говорил около двадцати минут, четко определив задачу своим подчиненным. Закончив инструктаж, спросил:
– Тебе все понятно, Курт?
– Да, босс, один вопрос, если позволите.
– Один позволяю!
– Может быть, местом финального этапа нашей миссии в России определить этот коттедж? В городе проводить его слишком рискованно.
– Это здесь рискованно. Отсюда, если мы допустим промах, из поселка нам уйти не дадут. В городе другое дело, тем более там, где определена завершающая стадия всей операции.
– Я все понял, босс!
– А понял, езжай в Москву, на квартиру Генриха. Проинструктируешь обоих, и Генриха, и Гриффера, и уже в ночь приступайте к работе.
– Слушаюсь, босс!
– Свободен! Не промахнись, как Гриффер.
– Я не промахнусь.
– Удачи!
После того как Курт покинул комнату, вошел охранник:
– Да, босс?
– Тебе, Карл, немедленно убыть в город и подготовить место финальной стадии операции.
– Оно готово, босс.
Человек в кресле повысил голос:
– Если я говорю, подготовить, значит, надо еще раз проверить все. Особенно пути отхода в случае возникновения экстремальной ситуации. А она, Карл, может возникнуть даже при всех принятых нами мерах. Не забывай, что мы имеем дело с офицерами, у которых богатый боевой опыт, а Веселов вдобавок переведен в Антитеррористический центр. Абы кого туда не берут. Только лучших. Так что подготовке завершающего этапа следует придать особое значение. План продуман до мелочей, но он сработает, если каждый из нас четко выполнит свою задачу.
– Да, босс! Я выезжаю в город. Здесь останутся два человека.
– Мне это неинтересно. Тебе же сюда не возвращаться, находиться на месте, отслеживая обстановку. Поэтому возьми с собой продукты и воду. И никакого виски, Карл.
– Я понял!
– Ступай! Будешь нужен, свяжусь с тобой!
– Да, босс!
Отправив охранника, человек встал, потушил свечи, прошел в спальню. На сегодня все запланированные дела были сделаны, а что принесет день завтрашний, не знал никто.
Воскресенье, 6 мая
Созвонившись с Иванцовым, Лаврина заехала к ветерану. Фронтовик встретил Надежду настороженно, потребовал показать удостоверение. И только убедившись, что перед ним именно помощник следователя, предложил ей пройти на кухню, где на столе стояла початая бутылка водки, открытая банка шпрот, пачка дешевых сигарет и полная окурков пепельница.
– Дмитрий Григорьевич, извините, но в вашем возрасте злоупотреблять спиртным и сигаретами, мягко говоря, не рекомендуется, – заметила Лаврина.
– Это тебе, девочка, следует беречь здоровье, вся жизнь впереди. Тебе еще замуж выходить, детей рожать, растить их. А я свое отжил. И знаешь, о чем жалею?
– О чем?
– О том, что дожил до этих проклятых дней. Уж лучше остался бы вместе с друзьями под Сталинградом или в Берлине. Или помер бы до краха страны, за которую мы не жалели ни крови, ни жизни.
– Зачем вы говорите так, Дмитрий Григорьевич?!
– Зачем? Затем, что жить не хочу, девочка. Понятно тебе? Не хочу. А вот живу. А как жить, если это я виноват в смерти Ларисы Константиновны? Кляну себя за то, что рассказал ей о делах в Выселках, да поздно. А какая была женщина! Э-э… – Иванцов махнул рукой, налил в стакан граммов пятьдесят водки, выпил и тут же прикурил очередную сигарету. – Молчать мне надо было. Все одно ничего не изменить, и Леньку не вернуть. Понимал же это, а Ларисе сказал. И получается, обрек я ее на смерть. Подонки, что захватили добро народное и распродают его налево и направо, готовы на все, лишь бы им не мешали набивать мешки деньгами. А то, что страна рушится, что люди простые страдают, на это им наплевать.
– А что конкретно, Дмитрий Григорьевич, вы рассказали Ларисе Константиновне?
– А то ты не знаешь! – недоверчиво посмотрел на нее ветеран.
– Ну откуда же мне знать?
– Зачем тебе это? Все одно убийц не найдут. А если и найдут, то отпустят. У нас сейчас только плати, и все будет как надо. Дожили, мать их!
– Вы, конечно, можете не верить мне, но я обещаю, что мы найдем и заказчика убийства, и исполнителя. Они не уйдут от ответа.
– Вы – это полиция? Надо же было назвать милицию полицией! Мы на войне этих полицаев без лишних разговоров к стенке ставили, а сейчас я должен обращаться к участковому «господин полицейский». Это же в голове не укладывается!