Женщины-маньяки

Мазурин Олег

Туржо хотел уже, было, тайно отправить графиню в монастырь, но венгерский парламент его опередил, Орган власти выдвинул против Элизабет Батори обвинения в многочисленных убийствах.

Громкий судебный процесс начался 2 января 1611 года. Главная преступница не появилась на заседаниях. Знатное имя Батори не должно было упоминаться на суде. 17 свидетелей. Дорко созналась в 36 убийствах, Фичко в 37-ми.

7 января в замке Бисе в суде было еще тринадцать очевидцев, а граф Туржо принес дневник самой Элизабет Батори. В этот же день королевский суд огласил окончательный приговор. Дорко

и еще одной служанке вырвали горячими щипцами пальцы, после чего сожгли на костре. Лилипута-убийцу Фичко тоже сожгли на костре, но уже мертвого. Предварительно ему отрубили голову. Ката отделалась легким испугом, не найдя ее вины, суд ее благородно отпустил.

Главной обвиняемой сначала вынесли смертную казнь путем отсечения головы публично. Но не пристало знатной даме развлекать чернь. Граф Туржо придумал для кузины особую медленную казнь. Ее замуруют в собственной комнате в Чахтице, сделав для нее небольшое окошко в стене для передачи пищи. Текст заключительного приговора сохранился до сих пор. Вот некоторые выдержки из него:

"…Ты есть дикий зверь, Эржабета Батори. Тебе будет оставлено несколько месяцев жизни для мучительной смерти. Ты недостойна дышать свежим воздухом и созерцать Свет Божий. Посему ты навеки исчезнешь из этого мира. Тени окутают тебя, и будешь ты оплакивать нечестивую жизнь свою…"

Кровавую графиню заковали в цепи, посадили в железную клетку на колесах и повезли по стране в ее замок в Чахтице. Ее сопровождала вооруженные всадники и факельщики. По всему пути следования осужденной выстраивались толпы зевак. Кто просто глазел на знаменитую маньячку, кто показывал на нее пальцем и смеялся, а кто выкрикивал ругательства в ее адрес:

"Смерть душегубице и мучительнице!"

"Будь ты проклята, трансильванская ведьма!"

"Сгинь, нечестивый дьявол, сгинь!"

"Гори в аду, проклятая Батори!"

Элизабет в великой ярости бросалась на решетку, трясла прутья, звенела кандалами и как сумасшедшая орала:

"Заткнитесь, вы, ничтожные люди! Вы еще умоетесь кровью своей. Погодите, не радуйтесь, я вернусь к вам из преисподней и всех вас умерщвлю! Я выпью вашу кровь! Я дочь Сатаны!"

Затем начинала заходится безумным смехом. Кричала, вопила, бранилась. Потом падала на пол клетки и каталась по нему как дикий зверь. И страшно выла. У многих волосы вставали дыбом от такого зрелища. Становились ватными ноги, в животе холодело, и мурашки бежали по телу. Многие начинали неистово креститься: "Чур, чур, только не меня! Сохрани Господь меня и моих детушек, да женушку от Трансильванской Волчицы!"

Зато сколько было потом разговоров в деревенских и городских кулуарах, на застольях, на обрядах, торжествах, праздниках, причем на долгие месяцы и даже годы: "Я видел саму Кровавую графиню!" Я дразнил ее, я проклинал ее!" Даже те, которые не видели преступницу, говорили, что видели ее. И придумывали детали и подробности, которых никогда не было и в помине. Публичный показ некогда могущественной и влиятельной Элизабет Батори стало событием для всей Трансильвании.

И вот Батори привезли в ее замок и замуровали в крохотной комнате. В толстой каменой кладке из несколько рядов была оставлена лишь узкая щель для передачи пищи и воды.

Так держали ее три года. Потом позволили составить завещание.

А вот конец известной маньячки был такой…

В ночь с 20 августа на 21-ое 1614 года в замке Чахтице в караульной комнате сидели две стражников и бодрствовали. Двое спали. Напились вина и громко храпели. Старший, что не спал, седой и усатый, заряжал пистолет, ел кусок говядины и пил вино. А младший черноволосый и с усиками пил пиво и ел копченую форель. Младший сын рыбака Миклоша Янош только сегодня был прислан в замок для прохождения службы.

"Ну, давай, Янош, сынок, сходи, проведай графиню", — сказал старик. — "Тихо у нее сегодня было. Даже не притронулась к еде. Старуха вредничает. Бывает такое. И это недурственно. Когда у нее все тихо и покойно, покойно и благополучно проходит дежурство. А иной раз то случаются такие дни — аж за голову хватаешься. Это когда у нее затеивается приступ Божественной болезни. Тут она кричит, бегает, валяется по полу, пеной исходит, стучится головой об стену. То плачет, то воет. Заклинает темные силы. Видать дьявол до сих пор в ней сидит, все никак тело не покинет. Крепко в ней сидит. Черна ее душа как сажа, столько крови на ней. В такие дни время тянется медленно. Вечно ждешь, не дождешься, когда закончится смена. Хорошо, что господь меня охраняет, а то заколдовала бы меня ведьма. Она на это способна, вурдалачка".

Молодой страж согласился проведать вампиршу. Только он будет молить Бога за то, чтобы у графини не было в этот день никаких приступов, а иначе что с ней делать?

"Ничего не делай", — сказал дед. — "Заткни уши и все. Сама успокоиться".

Стражник Янош давно мечтал взглянуть на знаменитую Кровавую графиню. Сколько о ней ходят страшных и жутких рассказов. Говорят, замучила то ли семьсот человек, то ли тысячу. А вечером превращается в оборотня. Страшно до жути! Янош пристегнул саблю, заткнул за пояс пистолет. Вооружиться надо: ведь к ведьме идет.

Пришла служанка с подносом. На нем была еда для пленницы: овсяная каша, вода, кусочек ржаного хлеба.

"Янош, дружок мой ненаглядный, не отнесешь ли покушать графине?" — нежно проворковала молодка.

Парень иронично прищурился: мол, что сама не может?

"Боюсь ее, как огня, — честно призналась служанка. — Вроде за стеной она замурована, а все же страшно. Она же ведьма. Вдруг на меня порчу наведет. А мне еще замуж надо выходить. Она же красивых и молодых девушек ненавидит и только таких изводит. Колдунья, одним словом. Так отнесешь?.."

Парень согласился, но взамен потребовал поцелуй. На что служанка кокетливо сказала что договорились.

"Ловлю на слове", — заулыбался во весь рот стражник.

Янош давно присматривался к симпатичной девушке и той вроде он тоже нравился и явно была не против полюбезничать наедине.

Обрадованный и окрыленный Янош поднялся по винтовой лестнице вверх. Но пройдя пару мрачных залов, замедлил шаг… Чем ближе он подходил к темнице Чахтинской ведьмы тем страшнее становилось ему. Сердце гулко билось от великого волнения. Но любовь сильнее всякого страха. Янош чуть приободрился.