Женщины-масонки
Шрифт:
Голос Амелии внезапно замер, когда она произнесла этот ужасный приговор.
Марианна стояла, задыхаясь. Ее надеждам суждено было обмануться с минуты на минуту.
Где могла почерпнуть Амелия столько решительности и каким образом могла она, при ее суровом воспитании, не отступить перед лживой клятвой?
Это, однако, объяснялось очень просто, и Марианна напрасно удивлялась. После той жертвы, которую принесла Амелия Филиппу Бейлю, она уже была готова на любые жертвы. Она вступила в Орден женщин-масонок только ради того, чтобы спасти его от мести Марианны (ибо маркиза де Пресиньи объяснила Амелии все, чего та не знала); могла ли она задумываться, предать ли ей Орден женщин-масонок, с тех пор как от него снова зависело спасение ее мужа?
К тому же в этой борьбе между честностью и любовью Амелию поддерживало, хотя и одновременно губило, вот что: взгляд Марианны.
Под этим взглядом, в котором явственно было видно подозрение, Амелия чувствовала, что в ней восстает вся ее гордость, все ее возмущение. Вид этой женщины, которая так дерзко оспаривала у нее жизнь ее супруга после того, как она тщетно пыталась отвоевать у нее его сердце, придавал Амелии новые силы и охранял ее от ее собственной слабости.
Важнейшие формальности обряда посвящения вот-вот должны были закончиться.
Великий Магистр обратилась к ассамблее с вопросом:
– Желает ли кто-нибудь из вас, дорогие мои сестры, потребовать от посвящаемой какую-либо иную клятву?
Марианна сделала два шага вперед и произнесла недрогнувшим голосом:
– Я!
Даже Великий Магистр побледнела, несмотря на свою личину бесстрастности.
– Какой же клятвы потребует наша сестра, приводящая в Орден?– спросила она.
– Я требую, чтобы посвящаемая принесла клятву на Евангелии,– не спуская глаз с Амелии, произнесла Марианна.
– На Евангелии?– с ужасом повторила Амелия.
– Пусть будет исполнено требование нашей сестры, приводящей в Орден, и пусть принесут сюда Евангелие!– обратилась к сестрам-офицерам Великий Магистр.
Во время паузы между уходом и возвращением сестры-офицера в зале царило необычное волнение.
Все порицали это требование Марианны, все понимали, что ею движет ненависть к Филиппу Бейлю, и все были огорчены при виде того, что эта ненависть распространяется и на особу, принимаемую в члены Ордена, особу, столь близкую самому Великому Магистру.
Великий Магистр, однако же, не проявляла сильного волнения: она не знала и даже не подозревала о том, какой грех перед Орденом совершила Амелия. Колебания Амелии она относила на счет ее возраста и ее застенчивости, а в требовании Марианны она усматривала только не исчерпавшую себя месть.
Священную книгу принесли и положили на престол в раскрытом виде.
С точки зрения Марианны, это было решающим испытанием.
Может ли Амелия, глубоко религиозная девушка, ныне супруга-христианка, кощунственно предать святая святых своей религии? Дерзнут ли ее робкие и чистые уста раскрыться для того, чтобы произнести кощунственную ложь?
Этот же вопрос всецело овладел всеми помыслами Амелии и заставил больно сжиматься ее сердце. Она едва расслышала голос Великого Магистра, который приказывал ей протянуть руку.
– Клянетесь ли вы на Евангелии соблюдать законы Ордена женщин-франкмасонок?
– Клянусь!– слабым голосом произнесла Амелия.
Грозовая туча прошла перед ее глазами: перед своим внутренним взором она увидела Филиппа, преследуемого, подвергаемого гонениям и угрожающего, в свою очередь.
– Клянусь! – повторила она.
Марианна сдержала крик ярости и, уронив голову на грудь, прошептала:
– Как она его любит!
Последнее страшное напряжение исчерпало силы Амелии; она поискала взглядом, на что бы ей опереться, и упала на руки сестер-офицеров.
К счастью, посвящение было закончено.
Последний обычай предписывал не закрывать заседание Ложи прежде сбора пожертвований в пользу бедных. И во исполнение этого обычая одна из сестер милосердия должна была обойти четыре стороны света, другими словами – четыре стороны ассамблеи, и каждая женщина-франкмасонка вносила свою лепту соразмерно со своим материальным положением.
XXVIII НОВАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ
Несколько часов спустя, несмотря на сильное изнеможение, Амелия завершила свой туалет с помощью горничной. Она ждала Филиппа, появление которого должно было смягчить терзавшие ее угрызения совести и прогнать воспоминания о том, как она провела сегодняшнее утро. Но Филипп не являлся.
Надев светлое платье, предназначенное по общепринятому обычаю для «утренних выездов», Амелия, с несколько усталым лицом, приказала, чтобы к ней впустили слугу, который настойчиво заявлял, что хочет поговорить с нею.
Этот слуга был в белом галстуке и в белых перчатках.
– Сударыня, вы не узнаете меня?– спросил он.
– Мне знакома ваша ливрея.
– Я имею честь служить у его превосходительства министра иностранных дел.
– Ах, вот оно что! – воскликнула Амелия.– Значит, вы пришли ко мне с поручением от мужа?
– Да, сударыня,– ответил лакей, в замешательстве разглядывая свою шляпу.
– Так что же?… Что вы должны мне передать?
– Разрешите мне, сударыня…
– Я жду!
– Сударыня, прошу вас не волноваться!
– Да в чем дело? Что случилось?
– Господин Филипп Бейль упал с лошади,– отвечал лакей.
– О Господи!
– Не волнуйтесь, сударыня, ничего страшного… Господин Бейль слегка ушибся…
– Но где же он?– вся дрожа, спросила Амелия.
– Он находится в загородном доме его превосходительства министра иностранных дел, в двух шагах отсюда. Вот как было дело: его превосходительство господин министр пригласил к себе господина Бейля. Господин Бейль поспешил явиться на зов, но по дороге его лошадь испугалась какой-то телеги, нагруженной железом; господин Бейль упал, и пришлось отвезти его к господину министру в карете.