Шрифт:
Часть первая
I
СМЕРТЬ НЕКОЕЙ «БОГИНИ РАЗУМА»
В ночи раздался пистолетный выстрел.
– Что случилось? – спросил какой-то господин, высунув голову из окошка двухместной кареты, катившей по дороге от Экуана к Сен-Дени.
Кучер остановил карету и огляделся по сторонам.
Было около одиннадцати часов вечера.
Хотя местность здесь была ровная, луна освещала лишь густые и изменчивые клубы пара, вроде тех, что исходят с боков вспотевших лошадей.
– Так что же?– снова спросил господин.
– А вот что,– отвечал кучер,– я думаю, что выстрел раздался в доме госпожи Абади.
– А где этот дом?
– Вон там, с правой стороны,– сказал кучер, указывая кнутовищем на какую-то белую точку.
– Поезжай потихоньку и слушай.
В течение десяти минут карета медленно катилась по дороге.
Она остановилась неподалеку от нового уединенного дома, стоявшего у дороги.
Тут господин снова открыл окошко.
– Ты что-нибудь слышишь?
– Ничего не слышу.
– А в окнах не видно света?
– Нет.
– Значит, ты ошибся: звук выстрела раздался не здесь.
– Хм! Странно, однако! – пробормотал кучер.
– Что странно?
– Когда проезжает карета, собака всегда ласт. Сейчас она молчит.
– Ага! А за домом есть сад?
– Да, сударь, там большой сад; говорят, что госпожа Абади истратила на него уйму денег.
– А кто такая эта госпожа Абади?
– Старуха.
– А чем она занимается?
– Ничем она не занимается: она вдова коммерсанта. Это ее дом, и вот уже целый год, как она живет здесь.
– Но не живет же она одна, должно полагать?
– Конечно, нет, сударь; госпожа Абади обожает общество и принимает множество гостей, особливо дам. А кроме того, у нее есть служанка, не говоря уже о Франсуа.
– Франсуа?
– Это садовник.
– Едем! – приказал господин.– Ясно как день, что выстрел раздался не здесь. Поезжай!
И он решительно закрыл окошко.
Но карета не сдвинулась с места.
– Да поезжай же! – крикнул господин.– О чем ты думаешь?
– Я думаю,– отвечал кучер,– что с Франсуа я расстался в Экуане; он собирался, как водится, забежать в кабачок «Черная голова».
– Это меняет дело: собака не лает, садовник отсутствует… Но ведь есть еще служанка! Трогай, трогай!
Несмотря на это вторичное приглашение, кучер оставался недвижим.
– Послушайте, сударь!
– Что еще?
– На первом этаже кто-то тихонько открывает окно.
– Черт возьми!
– Голова мужчины… Он смотрит сюда… Он захлопывает окно… Теперь-то вы слышите шум в доме? Можно подумать, что по полу катятся яблоки.
– Верно! – сказал господин; на сей раз он выпрыгнул из кареты.
– Я же говорил вам!…
– Нужно узнать, что происходит.
– Что вы хотите сделать?
– Ты оставайся на козлах, а я постучусь в дверь.
Господин направился к дому; подойдя к калитке, он, казалось, призадумался, а затем вернулся к карете.
– Вы не стучали? – спросил кучер.
– Это лишнее: калитка открыта.
– Ого!
– Свистни, а затем щелкай кнутом до тех пор, пока я не войду.
– Так вы хотите войти, сударь?
– Ну разумеется!
– Одни?
– Ты же знаешь, что мои дорожные «игрушки» всегда при мне.
– Будьте осторожны!– покачав головой, сказал кучер.
– Если через десять минут ты меня не увидишь или не услышишь, можешь прийти за мной. Но бьюсь об заклад, что речь идет о сущих пустяках…
С этими словами господин двинулся вперед и подошел к садовой калитке госпожи Абади.
Он вошел в калитку и очутился во дворе.
Первое, обо что он споткнулся, был труп большой собаки.
– Дурной признак,– пробормотал он.
Он поднялся на невысокое крыльцо; здесь тоже дверь была приоткрыта.
Он толкнул дверь и вошел в дом.
В доме было совсем темно.
Однако мысль об отступлении даже не пришла ему в голову. Он лишь постоял несколько минут, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. Вскоре он различил лестницу, на которую падал слабый свет. В то же мгновение слух его поразил жалобный стон.
Он направился к лестнице и начал медленно подниматься, но на верхних ступеньках ноги его стали скользить, и он несколько раз вынужден был прислониться к стене, чтобы не упасть. Он все понял, когда увидел на втором этаже разбитую и опрокинутую лампу; фитиль, лежавший в разлитом масле, отбрасывал этот умирающий свет, который и привел его сюда.
Стоны усилились и стали слышнее; они исходили из комнаты, расположенной в глубине дома. Господин проник в нее, перешагивая через опрокинутые стулья и разбросанные вещи.
Прежде всего он подошел к окну и раскрыл ставни настежь. Свет, ворвавшийся в окно и сейчас же отразившийся в зеркале, позволил ему разглядеть на камине два канделябра. Из одного канделябра он вынул свечу, вернулся на площадку и зажег свечу о лампу.
Зрелище, которое он увидел, привело его в ужас.
Посреди разграбленной спальни сидела привязанная к креслу женщина лет шестидесяти пяти или семидесяти; многочисленные красные пятна на ее ночной рубашке свидетельствовали о ранах, которые ей нанесли.