Женщины могут все
Шрифт:
— Брось. С чего ты взяла? — Тем не менее у Тео похолодело под ложечкой, и он полез в ящик стола за пакетиком чипсов. — Чушь…
— Теперь все изменится. Так всегда бывает. — В груди Мадди стояла невыносимая тяжесть, но она крепилась. — По-прежнему уже не будет. И это выводит меня из себя.
— Все уже изменилось. Когда ушла мама.
— Тогда было лучше. — Слезы рвались наружу. Боясь зареветь на глазах у брата, Мадди пулей вылетела из комнаты.
София надеялась, что на свежем воздухе ее мозги прояснятся. Ей нужно было думать,
Теперь ей предстояло поколебать это впечатление. Доказать публике, что, хотя компании «Джамбелли» нанесли ущерб, этот ущерб никак не скажется на потребителе. Она знала, что одних слов для этого будет недостаточно. Никакие оправдания не помогут. Нужны реальные действия.
Если бы бабка с дедом не отправились в Италию, она сама убедила бы их сделать это. Показывать, что они ищут причину. Не прятаться за спасительную формулировку «без комментариев»; наоборот, как можно чаще и подробнее комментировать случившееся. Снова и снова использовать наименование компании, думала София. Пусть оно будет на слуху. Как и фамилии владельцев и сотрудников фирмы.
Однако с именем Маргарет Боуэрс нужно обращаться как можно деликатнее. Конечно, проявлять сочувствие, но не принимать на себя вину в ее смерти.
Чтобы сделать это, Софии нужно было перестать думать о Маргарет как о человеке.
Если это бездушие — что ж, она станет бездушной. А со своей совестью разберется позже… Война так война. Она будет сражаться, что бы ни случилось. И не остановится ни перед чем.
Ей почудилось какое-то движение.
— Кто здесь? — Пронырливый репортер? Убийца? Не успев подумать, София бросилась вдогонку. Через секунду в ее руках оказалась отчаянно отбивавшаяся девочка.
— Отпустите! Я имею право быть здесь! Мне разрешили!
— Извини. Извини, пожалуйста. — София сделала шаг назад. — Ты меня напугала.
«Не очень-то ты испугалась», — подумала Мадди. Но сама девочка была испугана.
— Я не делала ничего плохого.
— А я этого и не говорила. Я сказала, что ты меня напугала. Кажется, в последнее время мы все стали слишком пугливыми. Послушай…
Она заметила, что лицо девочки залито слезами. Самой Софии тоже хотелось плакать, но она не хотела, чтобы это было заметно, а потому повторила:
— Слишком многое произошло за это время. Я вышла немного проветриться.
— Мой отец работает.
Это заявление прозвучало так вызывающе, что София невольно задумалась.
— На него многое свалилось. Как и на всех нас. Мои бабушка и дедушка утром улетают в Италию. Я волнуюсь за них. Они уже не молоды.
Самообладание Софии слегка успокоило обиженную на отца Мадди. Девочка начала понемногу оттаивать.
— Они не такие уж старые. Во всяком случае, песок из них не сыплется.
— Нет, конечно. И все-таки… Я бы полетела сама, но им нужно, чтобы я была здесь.
Мадди посмотрела в сторону флигеля. Ее губы дрожали. Только она одна никому не нужна. Вообще никому.
— По крайней мере, у вас есть дело.
— Да. Но если бы я знала, что делать дальше… Слишком многое случилось за последнее время.
Она покосилась на Мадди. Девочку явно что-то расстроило. София еще не забыла, какой была сама в четырнадцать лет. Хотелось обижаться на весь свет.
В жизни четырнадцатилетнего человека бывают такие моменты, по сравнению с которыми все остальное кажется комариными укусами.
— Похоже, мы с тобой в одной лодке… Моя мать, — сказала она, когда Мадди промолчала. — И твой отец. Это странновато.
Мадди вздрогнула и понурилась.
— Я лучше пойду.
— Ладно, но я хочу тебе кое-что сказать. Как женщина женщине. И как дочь дочери. Моя мать долго жила одна, без хорошего человека, который бы ее любил. Я не знаю, что думаете об этом ты, твой брат и твой отец. Но я, хоть мне это и немножко непривычно, рада, что появился мужчина, который может сделать ее счастливой. Надеюсь, ты не будешь возражать.
— Все, что я делаю, думаю или говорю, не имеет никакого значения.
«Обида на то, что с ней не считаются, — подумала София. — Да, это тоже знакомо».
— Это не так. Если нас кто-то любит, наши поступки и мысли имеют значение. — Она услышала чей-то топот и подняла глаза. — А судя по всему, тебя кто-то любит.
— Мадди! — Запыхавшийся Дэвид сгреб дочь в охапку и поднял ее в воздух. Он ухитрялся обнимать и трясти ее одновременно. — Ну что ты делаешь? Куда тебя понесло в такой темноте?
— Я просто гуляла.
— Твоя прогулка стоила мне три года жизни. Можешь драться с братом, можешь сидеть у меня в кабинете, но не смей больше уходить из дому без разрешения. Ясно?
— Да, сэр. — Мадди скорчила гримасу, хотя втайне была довольна. — Я не думала, что ты это заметил.
— Тогда подумай еще. — Дэвид привычным любовным жестом обхватил ее за шею. София заметила это и позавидовала. Ее отец никогда так не поступал.
— Это частично моя вина, — сказала она. — Я задержала Мадди дольше, чем следовало. Со всеми этими событиями у меня просто мозги разбежались. Не знаю, что делать.
— Вы должны отдохнуть. Завтра будет трудный день. Ваша матушка свободна?
Он не заметил, что Мадди напряглась, но от Софии это не укрылось.
— Думаю, да. А что?
— Я запутался в докладах и сообщениях на итальянском. Дело пойдет быстрее, если мне поможет человек, знающий язык лучше, чем я.
— Я скажу ей. — София посмотрела на Мадди. — Она с удовольствием поможет.
— Спасибо. Ну что ж, я пошел загонять ребенка домой. Увидимся на совещании. В восемь утра.
— Да… Спокойной ночи, Мадди. — София смотрела им вслед. Отец и дочь шли к флигелю; силуэты их тел в лунном свете слились и казались единым целым.