Женщины на российском престоле

Анисимов Евгений Викторович

«Гамлет» Шекспира был до неузнаваемости переделан Сумароковым: мятежный принц свергает Клавдия, женится на Офелии и становится датским королем. Но все же великий монолог «Быть или не быть?» («Что делать мне теперь? Не знаю, что зачати?» – так Сумароков перевел его начало) остался и волновал зрителей XVIII века точно так же, как современников Шекспира, и как нас – людей конца XXI века – вечными проблемами жизни и смерти:

Отверстьли гроба дверь и бедства окончати? Или во свете сим еще претерпевати? Когда умру, засну… Засну и буду спать; Но что за сны сия ночь будет представлять? Умреть… и внити в гроб – спокойствие прелестно, Но что последует сну сладку? – Неизвестно. Мы знаем, что сулит нам щедро Божество, Надежда есть, дух бодр, но слабо естество!

А как хохотали зрители над героями комедий Сумарокова – первого российского комедиографа, хохотали все: императрица в своей золоченой ложе, знать в партере, простолюдины на галерке – все было так узнаваемо и смешно:

Представь бездушного подьячего в приказе, Судью, что не поймет, что писано в указе, Представь мне щеголя, кто тем вздымает нос, Что целый мыслит век о красоте волос, Который родился, как мнит он, для амуру, Чтоб где-нибудь склонить к себе такую ж дуру… Представь мне гордого, раздута, как лягушка, Скупого, что готов в удавку за полушку…

Так Сумароков формулировал свое кредо драматурга – бичевателя общественных пороков. Но у его музы звучали и иные мотивы – он решался даже поучать императрицу. Его герой из драмы на темы русской истории со сцены призывал императрицу быть доброй и справедливой:

Храни незлобие, людей чти в чести твердых, От трона удаляй людей немилосердых И огради ево людьми таких сердец, Которых показал, имея, твой отец.

Елизавета слушала это, аплодировала, хвалила и… ничего! Эти сентенции и советы пролетали мимо ее ушей, она бы удивилась, если бы ей сказали, что эти воззвания обращены к ней. Императрица, всегда подозрительная, когда шла речь о ее власти, была искренне убеждена, что она достойная преемница своего великого отца, Мать своего народа, благодетельница и прекрасная властительница, – и эти сумароковские намеки не понимала.

Царствуй, лежа на боку!

Придя к власти, Елизавета полагала, что ее задача как государственного деятеля достаточно проста: нужно смыть, уничтожить все искажения, наросты, образовавшиеся на теле государства со времен смерти Петра Великого, – и все будет в порядке, если, конечно, точно следовать всем его указам и регламентам. Сразу же скажу, что «реставрационная» политика дочери Петра закончилась полным провалом – прошлое, пусть недавнее и весьма славное, невозможно реставрировать, как невозможно и жить по его законам. Елизавета сразу поставила перед Сенатом задачу пересмотреть все изданные после Петра Великого законы и выбросить те, которые противоречили петровским принципам. Работа началась, но к 1750 году были просмотрены указы только за первые четыре года послепетровского периода (1726–1729). Наконец, вошедший в силу Петр Шувалов в 1754 году решился сказать императрице и Сенату, что путь этот ложен и что нужно заниматься составлением нового свода законов – Уложения, ибо «нравы и обычаи изменяются с течением времени, почему и необходима перемена в законах».

Формально участие императрицы Елизаветы в управлении было значительным – количество подписанных ею указов увеличилось по сравнению со временем Анны Иоанновны. Но вскоре стало ясно: у Елизаветы нет ни сил, ни способностей одолеть эту гору сложнейших государственных дел. Если не находилось подходящего к делу указа Петра I, если требовалась законодательная инициатива, законотворчество, то императрица откладывала дело, и оно могло лежать годами нерассмотренное. Сказалось то, что дочь Петра не имела никакой подготовки к государственной работе и никакого желания заниматься тяжелым и утомительным трудом государственного деятеля. Несомненно, у нее было немало добрых побуждений, желания показать народу «матернюю милость», но она не знала, как это сделать, да и некогда ей было – столько предстояло перемерить платьев, посетить спектаклей и празднеств.

И поэтому она, формально ликвидировав Кабинет министров, точно так же, как и Анна Иоанновна, передоверяла все дела министрам. Но добраться до царицы, чтобы получить ее подпись, им было весьма нелегко. В 1755 году Михаил Воронцов подобострастнейше писал фавориту императрицы Елизаветы Ивану Шувалову: «Я ласкал себя надеждою, прежде отъезда двора в Царское Село получить чрез Ваше превосходительство высочайшее повеление по известному делу г. Дугласа, а ныне отнюдь не смею утруждать напоминанием, крайне опасаясь прогневить Ее Величество и тем приключить какое-либо препятствие в забавах в толь веселом и любимом месте, надеясь, однако же, что в свободный час вспамятовано будет». Вся проблема состояла, как видим, в том, чтобы нужный документ «при удобном случае государыне к подписанию поднести». Но это было непросто – достаточно посмотреть расписание занятий царицы.

Вся ее жизнь была расписана между концертами, театральными спектаклями, балами, прогулками и маскарадами.

Вот как, согласно придворному журналу, Елизавета провела январь 1751 года:

1 января – празднование Нового года, 2-го – маскарад, 3-го – в гостях у Александра Бутурлина, 5-го – Сочельник, 6-го – французская трагедия, 7-го – французская комедия, 8-го – придворный маскарад, 9-го – гуляние по улицам в карете, в гостях у Сумарокова, 13-го – литургия в церкви, куртаг во дворце, 15-го – придворный бал, 18-го – публичный маскарад, 20-го – куртаг, французская комедия, 22-го – придворный маскарад, 24-го – русская трагедия, 25-го – французская комедия, 28 и 29-го – свадьбы придворных. Примерно таким же было времяпрепровождение императрицы и в другие месяцы и годы.

Читатель легко может подсчитать, что императрица больше половины своего времени проводила в развлечениях, а потом отдыхала от них и готовилась к новым – одним словом, работать было некогда!

Впрочем, ситуация никогда не становилась драматической или взрывоопасной. Государственная бюрократическая машина, некогда запущенная рукою Петра Великого, продолжала свою монотонную работу. Эта машина – в силу своих «вечных» бюрократических принципов – была жизнеспособна и плодовита, несмотря на то что ее создатель умер, а у власти, сменяя один другого, находились посредственности, если не сказать – ничтожества. Кроме того, в окружении Елизаветы Петровны были не только наперсники ее развлечений, но и вполне деловые люди. Елизаветинское царствование стало важным этапом на пути эмансипации русского дворянства, при Елизавете были разработаны многие законы о дворянстве, которые реализовались позже – при Петре III и Екатерине II.

В 1744–1747 годах провели, впервые со времен Петра Великого, перепись населения, после чего с народа сняли недоимки в сборах подушной подати, накопившиеся за семнадцать лет. Это оказалось не просто гуманным актом, но и разумной политической и административной мерой: собирать недоимки было делом неблагодарным и малорезультативным – в России традиционно считалось непонятной доблестью или глупостью вовремя и сполна платить налоги.

К 1750 году экономика страны вышла из полосы кризиса, вызванного последствиями длительной Северной войны 1700–1721 годов; экстенсивные методы ведения хозяйства, навязанные Петром I в ходе его реформ, в это время начали давать свои ощутимые результаты. Спрос на прекрасное русское железо к середине XVIII века достиг невиданного уровня – 100 процентов его производства! Это породило промышленный бум, ускоренное промышленное строительство, благо под рукой были несметные богатства недр, немереные просторы лесов, полноводные реки и главное – бесплатный труд крепостных крестьян. Процветала при Елизавете и коммерция. Отмена унаследованных от Московской Руси внутренних таможен – важное экономическое нововведение – способствовала расцвету торговли. Впервые за все годы своего существования Петербург мог жить без особого льготного режима – он действительно стал главным портовым городом страны и приносил казне не расходы, как раньше, а все увеличивавшиеся доходы.