Женщины в ванной
Шрифт:
Коричневое крошево сыпется за шиворот, липнет к потному детскому телу, застревает в волосах.
Из подъезда выходит нарядная Марина Леонидовна, Алина мама, но девочка уже стоит вся в коричневых пятнах и стряхивает землю с головы.
Мальчишки затаились где-то за кустами и слушают, что же будет.
– Алька, ты у меня дура! Не могла подождать нормально полчаса? – рассерженно говорит Марина Леонидовна. – Никакого кино! С замарашкой я не пойду!
– Алька у меня дура, – делится Марина Леонидовна с соседками по подъезду, такими же пенсионерками, как она. – Сорок с лишним лет, а ни мужика, ни детей! Сколько ж можно?
– Ну, не у всех складывается, – жует слова бесцветными губами старушка с третьего этажа. – Зато у тебя младшие удачные.
– Алька у тебя точно дура, – вмешивается властная Елена Григорьевна. – Всю жизнь на тебя потратила. Младшим – и семья, и карьера, а старшая только таблеточки тебе успевает подносить, да по врачам с тобой бегать. Прислуга!
– Алька не дура! – оскорбленно кричит Марина Леонидовна и тяжело поднимается со скамеечки, хватаясь за перила. – Она школу с золотой медалью закончила. И институт с красным дипломом. На своих разгильдяев посмотрите!
И пожилая женщина, с трудом переставляя ноги, удаляется к дому, не заметив, что седая прядь волос выбилась из-под берета и развевается на ветру ведьминой космой.
Гораздо позднее, ночью, ей становится страшно, и старуха звонит старшей дочери – Але.
Аля поздно приходит с работы, потому что, кроме обычных нагрузок, ведет продленку, и приносит с собой толстую стопку тетрадей на дом.
Но сначала – чай.
Он как будто заполняет собой пустоту проверенными ритуалами. Женщина ставит на газ прозрачный чайник, ждет, пока вода закипит, и долго смотрит, как пузырьки воздуха спешат выбраться из-под крышки.
Если бы у нее был ребенок, можно было бы показать, как формируется атмосферное явление.
«Это испарение воды», – говорит Аля своему невидимому ребенку, снимает крышку и кладет на чайник салфетку, тотчас намокшую от пара. – «Видишь, сколько воды содержится в воздухе?»
Сморщенные листья зеленого чая кружатся в горячем потоке, разворачиваясь и слабо окрашивая кипяток. Всплывает белый цветок жасмина.
Женщина пьет маленькими глотками, никуда не торопясь. Она всегда ложится спать поздно.
После чая – проверка тетрадей. Двойка. Снова двойка. Пожалуй, тройка. Никто не может знать ее предмет на пять. Русский язык и литературу вообще невозможно знать на пять.
Аля тихо включает радио на компьютере. Зеленый огонек питания подмигивает ей.
Она ждет, чтобы Марина Леонидовна могла не ждать.
Наконец раздается надтреснутый звонок телефона, Аля сразу берет трубку и слышит скрипучий голос мамы:
– Ты купила мешок картошки, как я тебе говорила? Не купила? Алька, ты у меня дура! Война будет, я тебе говорю! Уж сколько я пожила и повидала, тебе и не снилось. Вот смотри: бабушка пережила войну, прабабушка тоже. Каждое поколение пережило войну, я тебе говорю! А цены все растут! Скоро с голодухи все помрем. Знаешь, сколько уже стоит хлеб?
У Али есть два часа. За это время она остановит войну. Сейчас в маминых глазах «дура» сильнее Путина, Меркель и Обамы. Кроме того, она понизит у Марины Леонидовны сахар и давление, по силе исцеления мелкими шажками приближаясь к Иисусу.
– А ты знаешь, что Лёшина семья сейчас живет на одну зарплату? Это не так-то легко. Картошки не напасешься. Вот двух детей народили и вертятся. А я помогла: Лёша-сынок приезжал вчера, пришлось дать ему денег на еду. Все ведь от матери зависят!
– Ты отдала Лёше деньги, которые мы отложили на лекарства?
Потом не спится. Она долго прикидывает, сколько мешков картошки можно купить на учительскую зарплату и предоставят ли маме льготу на лечение.
Ей горько. Аля давно называет это «иго первенства».
Наконец, веки тяжело смыкаются, и женщине снится, что она стоит очень прямо – у нее опять на голове тяжелый бант, капелька детского пота скатывается с головы за шиворот и мокнет где-то под лопатками, а туфельки снова жмут.
Конец ознакомительного фрагмента.