Женщины времен июльской монархии
Шрифт:
Да, «старый прогнивший мир», порождение революции 1830 года, в череде всех этих скандалов уходил в небытие.
Народ, полный отвращения и разочарования, стал смотреть на толстяка Луи-Филиппа совсем другими глазами и, судя по всему, уже не был склонен к снисхождению.
Вот почему, когда в феврале 1848 года король, побуждаемый министром Гизо, который, в свою очередь, действовал под сильным влиянием своей любовницы, принцессы Льевен, запретил проведение банкета, организованного сторонниками конституционной реформы, парижане немедленно воспользовались этим случаем.
За какие-нибудь несколько часов в городе были сооружены баррикады, а на бульварах появились многочисленные группы людей, распевавших мятежные куплеты. Ветер восстания внезапно задул из Шарона в Пас-си. Поэтому, когда 24 февраля войска начали стрелять в толпу, собравшуюся на бульваре Капуцинов, демонстрация недовольства мгновенно переросла в революцию.
В четыре часа пополудни Луи-Филипп подписал отречение. В пять часов вечера, в сюртуке и круглой шляпе, он бегом промчался по дворцу Тюильри, к которому уже подступала восставшая толпа, добрался до площади Согласия, вскочил вместе с королевой в фиакр и покинул Париж, точно вор, с пятнадцатью франками в кармане.
Ночь беглецы провели в Дре. На следующий день они были уже в Эвре, затем в Трувиле. Оттуда, погрузившись на корабль и, несмотря на ужасную погоду, королевское семейство отплыло в Англию.
А в это время парижане праздновали рождение новой Республики и громко пели, передразнивая тяжелую походку своего теперь уже бывшего суверена, насмешливые куплеты на мотив знаменитой песни «Быки».
И вряд ли этому надо удивляться, потому что французы, привыкшие любое дело заканчивать песнями, на этот раз с огромной радостью хоронили тысячелетнюю монархию, которая внезапно исчезла самым непредвиденным образом, из-за нескольких чересчур доступных дам…
OX УЖ ЭТИ ПОЛИТИКИ 1848 ГОДА, КОТОРЫХ ЖЕНЩИНАМ ПРЕДСТОЯЛО ЛЮБИТЬ…
Часто женщины обожают мужчин за самое смешное, что в них есть…
Луи-Филипп покинул Францию, оставив в мятежной столице свою невестку, герцогиню Орлеанскую, и своего внука, графа Парижского, в пользу которых он подписал отречение.
— Прощайте, — сказал он ей перед отъездом, — и будьте мужественны!
Молодая женщина побледнела:
— Как? Вы оставляете меня здесь одну, без родных, без друзей…
Луи-Филипп, чей огромный живот колыхался от жира, хотя многие уверяли, что он «трясся от страха», сказал ей полным лицемерия голосом:
— Моя дорогая Элен, речь ведь идет о спасении династии и о сохранении короны для вашего сына. Останьтесь ради него…
После чего, придерживая шляпу одной рукой и плохо застегнутые панталоны другой, торопливо направился в тюильрийский парк, сопровождаемый королевой Марией-Амелией.
— Благодаря своему положению, Луи-Филипп, чей отец Филипп Эгалите проголосовал за смертный приговор Людовика XVI, прекрасно знал, что делают революционеры с королями, попавшими им в руки.
Час спустя герцогиня Орлеанская, обретя вновь спокойствие, смело направилась вместе с двумя своими сыновьями в Палату депутатов.
Сначала все шло очень гладко. Учредительное собрание, которое все еще не принимало революцию всерьез, встретило ее одобрительными возгласами, а председатель Дюпен отвесил ей почтительный поклон. Он решил немедленно провозгласить графа Парижского королем французов при «регентстве его августейшей матери» и потому воскликнул:
— Господа, мне кажется, что Палата своими единодушными…
Но в тот момент, когда депутаты, судя по всему, были готовы поддержать председателя, в Палату внезапно ворвалась группа революционеров.
Толпа этих людей во главе с молодым человеком, вооруженным мясницким ножом, ринулась к трибунам с требованиями смертной казни и истошными криками:
— Долой Регентство! Долой Регентство! Да здравствует Революция!
В зале начался немыслимый переполох. Вот что писал об этом очевидец: «Какой-то бешеный схватил графа Парижского за горло, пытаясь задушить его. К счастью, национальной гвардии удалось вырвать ребенка из рук негодяя и передать его матери, которую толпа народа отделила от детей».
Пока герцогиня под защитой друзей спасалась бегством, г-н де Ламартин, выступив с речью столь же лирической, сколь и смутной, потребовал назначения временного правительства…
После него на трибуну поднялся Ледрю-Роллен и, тряся своей огромной головой и маленьким клоунским хохолком, на коленях довольно долго объяснялся в своей любви к Республике.
Два часа спустя, пока народ мародерствовал в Тюильри и грабил Пале-Рояль, было создано временное правительство, которое возглавил бесцветный Дюпон де л'Эр.
На следующий день, 26 февраля Республика была провозглашена, а 6 марта невероятно возбужденная происходящими событиями Рашель мечтала, по ее собственному выражению, «отдаться кому-нибудь, лежа на теле гильотинированного», и в трансе распевала «Марсельезу» во Французском театре.
Второй сын герцогини Орлеанской, Роберт, герцог Шартрский, родился в 1840 году. Именно он был дедом нынешнего графа Парижского.
Временное правительство, желая польстить народу, тут же наделило каждого гражданина титулом магистрата и узаконило то, чего ни Робеспьер, ни Сен-Жюст, из осторожности, в силу глубокого знания толпы, не сделали: а именно всеобщее избирательное право.
С этого момента наступила новая эра. Это легко было заметить во время выборов, которые начались в конце марта. Стены домов во Франции покрылись плакатами и листовками, написанными в стиле, который французам не предлагали ни Сюлли, ни Ришелье, ни Кольбер, ни Шуазель, ни Талейран, ни Шатобриан, ни Казимир Перье, ни Гизо. Тон, в котором высказывались кандидаты в депутаты, был на редкость шутовским. Я чувствую себя обязанным дать читателям образчики этого стиля, чтобы показать, с какими политиками женщинам, продолжавшим служить орудием судьбы, предстояло впредь иметь дело.