Женщины
Шрифт:
Она во время пения ставит стулья, сгребает крошки, сливает остатки.
Певица (лаконично, как я люблю):
– Подходит лётчик: «Даю 50 долларов, через два дня с дамой приду. Как войду через два дня с дамой – «Дождливым вечером, вечером, вечером…»
Мы забыли.
Он вошел.
Мы схватились.
Не в той тональности.
Песня старая, слов не знаем.
У меня вот такая тетрадь со словами.
Там её нет.
Пою и листаю.
Пою:
«Верни-и-те
Пою и сую ему 50 долларов.
Останавливаться нельзя.
Люди танцуют.
Он взял.
Подождал.
Мы закончили.
Он:
– Даю 200 долларов – Гимн Советского Союза!
Хорошо, что в тетради слова были.
Все встали.
Я пою.
Ему фигу под нос.
Как нас не повязали!..
Подходит плохо одетый:
– Мы докторскую защитили. Вот 1000 рублей – ничего не играйте.
Мэтр:
– Почему не работаете?
– Работаем, работаем.
Играем.
Опять доктор наук:
– Еще 1000 даем – ничего не играйте.
Мэтр орёт.
Мы сидим на сцене.
Я молчу в микрофон.
Уйти нельзя – прогул.
Братья-хоккеисты Золотухины мэтру 20 000:
– Певицу за наш стол. Скрипку, синтезатор. Пусть поёт до хрипоты.
Музыкантам – по тысяче.
Пьяный:
– Всем евреям – гробы!
– Почему всем? Есть хорошие.
– Им – хорошие.
Клиент подходит к эстраде.
Я ему сразу:
– Майя зовут. Замужем. Домой сразу иду.
– Так я…
– Что – я?
– Всё!
Бизнес-баба:
– Певице – бутылку шампанского, «Ромашки спрятались»…
– Может, другую? Надоело…
– Три бутылки шампанского.
– Нам бы денег.
– Шампанского.
Мы потом по десять бутылок обратно в бар…
Баба:
– Еще две. «Москва Золотоглавая», «Гимназистки румяные».
У нас сцена низко и контакт с каждым клиентом. Отойти не могу. Им мои ноги нравятся. Контакт большой с клиентами.
Я тебе скажу, Михаил, эстрада должна быть в кабаках.
Неужели нужно брать билеты и всерьёз слушать попсу?..
Кроме того, там ты заплатил за билет и всё слушаешь.
У нас ты заказываешь.
А хорошо дашь – молчим!
Молчим, Миша!
Где ты найдёшь такой отдых?..
Приходи в «Море», ешь раков.
Мы будем молчать.
У нас интересно.
Я же не только пою.
Я всё слышу! Я тебе такое расскажу!..
Женщина у дороги
Водитель! Слушай!
Пуще всего бойся красивой женщины, голосующей на дороге.
Хотя ничего нет соблазнительней красивой женщины, голосующей у дороги.
Снизь скорость и прикинь, почему красивая, но почему одна, почему у дороги и почему голосует.
Не ранена. Одна.
Здорова. Молода и голосует.
Ещё снизь скорость и подумай – нога на газу, руки на руле – подумай.
Как она в такую даль попала?
Что, пешком?
Или её завёз такой, как ты?
Думай, думай на малых оборотах, осмотри её вокруг.
Я не о фигуре…
Я об окрестностях.
Нет ли машины.
Парок дыхания.
Шевеление ствола.
Кусок ушанки.
Чья-нибудь татуировка вдруг мелькнёт.
Ты – по газам, и если топливо плохое, то дымом тебя укроет метров на десять.
Допустим, никого.
На первый невооружённый взгляд.
Ну, сам прикинь.
Как она сюда попала?
Рядом, кроме лесочка, никого…
Как такая женщина вдруг одинока.
То есть кто-то бросил.
Вот-вот, а кто-то вот-вот подберёт.
Такие одинокими бывают две секунды…
Ну…
Так неужели в эти две секунды у дороги именно она.
Её дорога скрестилась с твоей машиной.
Ей что?
Ей так понравился твой мерзкий малиновый «Жигуль» с заляпанным стеклом, где и лица твоего не видно?
Допустим, даже подвезти.
Допустим, даже километров сорок.
Не об этом речь.
На чём она сюда приехала?
На чистых туфельках, в чулочках…
И ни души…
А вот ты по газам ударил, не дожидаясь моих строк.
Увидел мальчиков излишне стройных и быстрых.
Хорошо, что топливо плохое.
Дым, газ и, слава богу, кто-то встречный.
Они – к нему.
Сколько раз тебя просили – выставь зажиганье.
Давай вперёд, а вот и пост ГАИ…
Как я вам рад, ребята!
Красавица не для большой дороги.
Там ползают лохматые нетрезвые и заскорузлые рабочие лошадки.
Будь осторожен, брат.
Красавица и «Жигули» – как танк и роза.
Только после победы.
У меня Олег и Игорь
Смешная женщина, очень нежная и добрая, воспитательница и музыкальный руководитель детского сада.
Светла и добра ко всем.
И этим прежде всего воспользовались мужчины.
Каждый из многих пользовался её добротой.
– Я же пришла к нему на свидание. Как же я могла не уступить, если ему очень нужно.
Я Игорю очень нужна, и я его не брошу.
Он совсем ребёнок.
Я буду с ним и с Олегом, и больше ни с кем.
Олегу пятьдесят, он самостоятельный.
Я для него – единственная радость.