Шрифт:
Глава 1. НОЧНОЙ ГОСТЬ
Захарий вовсе не думал возвращаться сегодня в мастерскую. Как все нормальные люди ушел домой, как только за окном стемнело. А к полуночи вскочил обратно разъяренным зверем, ругал всех и самого себя последними словами.
Достали мужика свои, домашние. Хотя причин не было. Ведь никого не задел, не обидел и даже не обругал. Молча поужинал, сел к телевизору. Вот тут и возникла внучка, переключила телевизор на другую программу, дед и возмутился:
— Хоть бы спросила меня! Я тут фильм хотел
Слово за слово, разгорелась ссора. Внучка никому не привыкла уступать. Язык за зубами держать не умела. В семье все знали ее поганый, неуступчивый характер и старались не задевать. А тут ссора набрала обороты. В ход пошли обидные слова:
— Да хватит тебе хозяина из себя корчить! Ну, кто ты есть на самом деле? Замызганный окурок, сверчок из угла! Тебя даже соседям показать стыдно, как грязный половик в доме, только воняешь и ворчишь на всех. Никакого толку и покоя от тебя нет!
— Что ты брехнула? — подскочил Захарий.
— Я сказала, а брешешь ты! Не забывайся кто из нас кто! Я на четвертом курсе института! А вот ты на двоих с братом и четырех классов не закончил. Так и присох в сапожниках. Стыдно вслух сказать, кем работаешь. Уж лучше б дома сидел на своей пенсии, чем ерундой занимаешься. Только видимость создаешь, что работаешь. А на деле один смех. В карманах пусто, как в голове! Если б ты трудился, хоть что-то получал бы…
— А кто всех вас повыучил и в люди вывел? — взбеленился человек.
— Как это кто? Конечно, бабка!
— Дура ты набитая! Ее получки на неделю не хватило б! — вскипел Захар.
— Чего тут лопочешь? — вышла из кухни бабка, и ссора разгорелась еще злее. Тут и дочь с зятем ввязались в перепалку. Остановиться никто не подумал. Стали припоминать друг другу, кто больше на транспорт потратил, кто на лекарства денег много извел.
Захария упрекали, что от него в доме много вони и грязи, будто он вовсе перестал приносить домой деньги, и от него никакого толку нет. Что его приработок в ущерб семье. Уж лучше бы сидел на своей пенсии и не выходил из дома.
— Выходит, лишним стал? Мешаю вам всем? — спросил удивленно.
— Конечно! Цепляешься к каждому, как геморрой! Все тебе не так, все не по-твоему! Не умеешь дышать спокойно и ладить со своими. Всех злишь и достаешь каждого до печенок! Уже так надоел, что больше сил нет жить с тобой под одной крышей! — будто в лицо плюнул зять.
— Надоел я всем. Ненужным стал. Ишь как загоношились. Лишним средь своих сделался. И эта старая калоша туда же влезла. Сопляков выгораживать стала. Давно ли от них ревела в три ручья, нахалами обзывала, грубиянами бесстыжими. А нынче за них глотку порвать готова, безмозглая курица! Меня старым ишаком обозвала. Но за что? Чего им плохого утворил? — носится мужик вокруг печки, решив протопить ее на ночь. Знал, иначе до утра в доме так похолодает, что спать будет невозможно.
Человек поставил на плиту чайник. А когда дрова разгорелись, присел у печки. Завздыхал тяжко. Оно и было от чего. Ведь почти сорок лет прожито. А когда собрался уходить, никто из своих даже не попытался остановить его, оставить дома, хотя на дворе ночь и холод, да и время позднее. Другие в такую пору собаку не выпускают.
— А моему уходу даже порадовались. Видать, давно хотели избавиться. Вот и сыскали повод! — вспомнив, снял шапку, стянул с плеч куртку:
— И ладно, проживу без вас. Много ли мне осталось, может год иль меньше. Вон на прошлой неделе сосед помер. До пенсии не дожил. А уж как ждал, чтоб на рыбалку поездить, сходить в грибы, да не привелось. Уж этого в семье любили. И почему так случается коряво, что нужные, дорогие люди мрут, а корявые, как я, все еще коптят землю, себе и другим в наказанье. Впрочем, а что доброго видел от своих, если вспомнить честно? Да ни черта! — уставился в пламя открытой топки.
— Жена, вот старая рухлядь, едва с работы приходишь, тут же по карманам полезет. Все до копейки выудит. Ни на курево, ни на пирожок не оставит, о пиве и не вспоминай. Даже на транспорт забывала оставить. Сколько раз на работу «зайцем» добирался! Себе ни в чем не отказывала стервоза. Все бабы такие! И зачем только они в свет возникают? От них мужикам единая морока! И ведь говорили мне, так вот не послушался дурак, женился. Как же! Думал, что моя баба будет особой! А чем она лучше? Такая же прохвостка и стерва! Еще не успели расписаться, как она мои карманы обшаривать стала. Выуживала досуха. Когда пытался пристыдить, так и обиделась, мол, не на пропой забираю, на продукты. Когда предупредил, что ее карманы буду проверять, расхохоталась, что сама из них все выкладывает по пути с работы. В каждый магазин заскакивает по дороге.
— И все ей плохо жилось. Надорвалась в своей парикмахерской! Зарплата грошовая, чаевые копеечные и редкие. На них не только ни прокормиться, ни пообедать досыта, сама признавалась, своих клиентов чуть не матом костыляла за жадность. А теперь лопотала, что она семью кормила! Это с какой сырости! Откуда бы взяла такие «бабки»? У меня даже по выходным в карманы «ныряла», забывала, что на работе не был, — вздыхает человек и вспоминает, как внучка, подсмотрев за бабкой, тоже приноровилась по его карманам лазить.
— Сколько вас «рыбаков» на меня одного? Но хоть бы кто-нибудь по забывчивости, закинул, иль забыл в кармане какой-нибудь пирожок или бутерброд! — намекал, что он в перерыв тоже есть хочет. Но до домашних не доходило. Всяк только о себе помнил.
— Конечно, много раз мог плюнуть на все и уйти насовсем, как это делали другие, потеряв терпение. Случалось, вскоре находили другую бабу, заводили новую семью. Но далеко не всегда удачно складывалась жизнь с иною бабой. Там возникали свои проблемы и трудности, и мужики, помучавшись, нередко уходили в глухое одиночество, спивались.
— Не-ет, от меня такого не ждите! Не порадуетесь моей погибели! Не выгорит вам! А и кто из вас поинтересуется, как я тут один маюсь? Никто не придет и не навестит меня! Выгнали, как барбоса из дома. Так вышвыривают не для того, чтобы воротить. Сами жить решили. А от меня избавились. Ну и ладно! — встал человек, налил кружку чая. И только полез в стол за сахаром, услышал, как кто-то несмело стукнул в окно. Захарий вышел в коридор, робко надеясь увидеть жену или дочь, какие одумавшись, пришли забрать его домой. Но не тут-то было. На пороге стоял окоченевший от холода мужик. Он с трудом держался на ногах и попросил, едва ворочая языком: