Женские церемонии
Шрифт:
Тогда я взял плеть, чтобы собственноручно исполнить завершающий этап обещанной экзекуции — отхлестать груди Энн. Я взглянул на девушку, полностью отданную мне на милость, — она уже не могла пошевелиться и тщетно надеялась на пощаду.
И я с наслаждением, изо всех сил, отхлестал ее…
Остановился я лишь тогда, когда нежную кожу прорезал тонкий кровоточащий след.
— Развяжите ее, — попросил я Клэр. — Снимите с нее наручники и повязку… выньте кляп. Положите
Клэр взглянула на меня, потом принялась осторожно развязывать веревки, не говоря ни слова. Прежде чем предоставить подругу в мое распоряжение, она прижала ее к груди и запечатлела долгие поцелуи на ее губах и веках. Наконец положила ее на жертвенный алтарь.
Маленькая Энн не шевелилась. Она лежала на правом боку, отвернувшись к стене и подогнув колени. Плечи и ягодицы ее были натерты о колонну во время наказания. Я вытянулся рядом с ней и обнял ее сзади, так, что мое тело повторило форму ее собственного.
Потом я изнасиловал Энн, не обращая внимания на ее крики, проникнув в нее, полумертвую, сквозь самое узкое отверстие.
Все разъясняется
Этой ночью мне приснился сон. Я снова вошел в готическую залу, но сейчас она была просторнее и выше и напоминала церковь из моего детства.
К каждой колонне привязана обнаженная девушка. Одна стоит ко мне лицом, другая — спиной. Я приближаюсь и понимаю, что обе мертвы. Но тела еще теплые. Их наиболее привлекательные места пронзены многочисленными трехгранными стилетами.
Вокруг каждой раны проступает немного крови. Осторожно прикоснувшись пальцем к одной из ран, я понимаю, что кровь только недавно начала сворачиваться.
Я облизываю палец. Кровь приятна на вкус: чуть сладковатая, как фруктовый сок.
В этот момент я замечаю возле стрельчатого окна еще одну женщину — ее фигура четко выделяется на фоне сверкающего витража. Она в роскошном одеянии, ниспадающем широкими складками, словно мадонна эпохи Возрождения. Она сидит на троне и простирает перед собой руки приветственным жестом, полным величия. У нее лицо Клэр. Она нежно улыбается мне отстраненной, загадочной улыбкой.
Пока я иду к ней, мне кажется, что она становится все дальше и дальше.
Я проснулся, улыбаясь про себя этому сну, полному ни о чем не говорящих аллегорий. Тем не менее, я подумал, что, возможно, мне стоит ожидать визита Клэр, хотя накануне она ни словом об этом не обмолвилась.
Когда, немного позже, в дверь позвонили, я сразу же понял, кто это. Я набросил халат поверх пижамы, в которую снова облачился после душа, и пошел открывать.
Клэр была бледной и немного осунувшейся. Ее красота сейчас была красотой дикого зверя, угодившего в капкан.
— Доброе утро, — сказал я. — Как поживает ваша подруга?
На сей раз она не спросила, о какой подруге идет речь.
Оказалось, что с Энн все в порядке. Она все еще спала, утомившись после вчерашнего. Клэр с материнской заботой излечила ее раны, и через несколько дней никаких следов от них не останется. Разве что сохранится тонкий блестящий шрам на груди, в том месте, где кожа оказалась рассечена.
— Было бы жаль…
— Да нет, — сказала она, — это будет выглядеть очень мило.
Голос ее звучал мягко, на лице отражалась растерянность. Она не решалась прямо посмотреть на меня. Мы все еще стояли в прихожей. Я не совсем понимал, чего она хочет.
— А сами вы как себя чувствуете? — спросил я.
Клэр пристально посмотрела на меня широко раскрытыми глазами; потом отвела их и тихо прошептала:
— Я пришла.
— Хорошо, — ответил я. — Следуйте за мной.
Когда мы оказались в спальне, я сел в кресло и взглянул на Клэр, стоявшую передо мной в плиссированной юбке и белой блузке.
— Раздевайся! — скомандовал я.
Клэр замешкалась лишь на мгновение. Опустившись передо мной на колени на коврик из овечьей шкуры, она начала снимать одежду, один предмет за другим, следуя ритуалу. Нижнее белье у нее было такое же, как и у ее натурщицы. Трусиков она тоже не надела.
Раздевшись догола, она раздвинула колени и подняла руки над головой.
Я долго смотрел на нее, стоявшую в такой позе.
— Посмотри на меня!
Она снова подняла на меня глаза.
— Тебе нравится стоять на коленях?
Она кивнула и прошептала:
— Я принадлежу вам… Можете делать со мной все, что хотите…
— Хорошо, — ответил я. — Ложись на кровать.
Она легла на спину поверх сбившихся простыней.
— Раздвинь ноги!.. Руки за спину!.. Открой рот!..
Не говоря ни слова, она повиновалась.
Я встал, сбросил халат и лег, наполовину придавив ее. Потом просунул руку ей под голову, чтобы удержать ее в неподвижности.
— Тебя когда-нибудь били?
Она слабо качнула головой в знак отрицания, и ее глаза наполнились тревогой.
— Что ж, тогда я буду первым.
Я влепил ей пощечину — по правой щеке, затем по левой, раз, другой… Я долго смотрел на нее, потом сказал, что она красива.
Моя рука скользнула к ее животу. Было заметно, что она возбуждена.
Я принялся целовать и ласкать ее.
Потом приподнялся на локте и снова отхлестал ее по щекам, уже сильнее, раз пять или шесть.
— Скажи: «Я вас люблю», — велел я.
Она повторила: «Я вас люблю» и добавила, что она моя раба и я могу забить ее до смерти, если захочу.