Женский выбор
Шрифт:
– Я тебе рубашку подделала! Можешь одевать.
Я не сдержалась и зарыдала. О каком «подделала» можно было говорить?! Прекрасная вещь, рубашка, подобной которой у меня никогда не было, была жутко испорчена, превращена в никуда не годную тряпку.
– Что ты положишь в нагрудные карманы? Кому они нужны? А я перенесла их вниз и расставила так, чтобы было удобно в них все класть.
Мама ответила мне уже из дверей. На работу она никогда не опаздывала.
– Одежда должна быть фун-кци-о-наль-на!!! – На этих словах разговор закончился.
Входная дверь захлопнулась. Мама ушла. От моего плача
– Мама всю ночь не спала, делала тебе эту рубашку. И что она получила вместо «спасибо»? Ты, Аня – просто неблагодарная свинья!
В этот день я не пошла в школу. Я сидела дома и перешивала назад карманы на рубашке. Шила я не ахти, но на эту нехитрую работу моего умения хватило. Я очень старалась сделать так, чтобы невозможно было отличить мою стежку от распоротого мамой фирменного шва.
Мои стремления к рукоделию, равно как и к любому творчеству в доме не особо поощрялись. Мама, обозвавшая нас с ней «серыми мышами», не готова была поощрять никакие мои потуги.
– Мы не такие блестящие люди, чтобы становиться журналистами и художниками, – объясняла она с неутомимым упорством. – Наш с тобой удел – быть простыми инженерами. Но если ты будешь очень много работать над собой, то сможешь выбрать и более современную специальность. Например, твой отец стал программистом, и мы все очень им гордимся. Но это очень сложная работа, которой ему приходится отдавать все свои силы. Тем более, что он решил написать и защитить диссертацию.
Нельзя сказать, что мама не радовалась, когда я сама записалась в кружок изобразительного искусства, лепки и ваяния. Но когда я приносила что-нибудь из своих поделок, мама тяжело вздыхала и напоминала папе, что в ближайшее время нужно посетить Пушкинский музей.
– Нужно, чтобы Анюта посмотрела еще раз на настоящие скульптуры, – говорила она ему. – Ей должно самой стать понятно, в чем разница между настоящей скульптурой и обычной поделкой.
Я очень любила Пушкинский музей, но совершенно не хотела идти туда специально ради того, чтобы осознать уровень своего убожества.
Примерно так же все происходило с моими литературными потугами. Пару раз я пыталась показать родителям написанные мной рассказы и стихи. Папу, разумеется, мои опусы вовсе не интересовали, а мама, принимая из рук дочери тетрадку с рукописями, грустно вздыхала, предлагала сесть напротив нее и «приступить к работе над ошибками».
Перешивая карманы, я впервые прогуляла школу без всякой уважительной причины. Бабушка Рая не сказала мне ни слова, но по тому, как дрожали ее руки, когда она кормила меня обедом, я поняла, что нужно придумать все, что угодно, чтобы только вернуться домой вечером как можно позже.
Я решила навестить свою вторую бабушку Риту. Между нами не было такой близости, как с нянчившей меня с младенчества маминой мамой. Я хотела попытаться понять, как получилось, что папа у меня… в общем, именно такой, как он есть.
Я сказала бабушке Рае, что хочу навестить Ритулю, как она ее называла, и попросила немного денег, чтобы я могла купить что-нибудь к чаю. Бабушка так обрадовалась моему доброму порыву, что незамедлительно выдала мне целых три рубля, на которые в те времена можно было купить очень вкусный тортик, типа «Праги»
Мои бабушки общались между собой крайне мало. У них почти не было общих тем: не совпадали их оценки людей и событий. Бабушка Рая отличалась добродушием и оптимизмом, а папина мама, наоборот, в основном была не в духе и постоянно на что-нибудь обижалась. Но, несмотря на все очевидные трудности, родственные отношения, по мнению бабушки Раи, необходимо было поддерживать. Так что мое благое желание, возможно, даже компенсировало то ужасное впечатление, которое вызвал ужасный факт прогула школьных занятий.
Перед тем, как выехать из дома, я решила предупредить бабушку по телефону.
– Я уже думала, что ты никогда мне не позвонишь!
В этом вся бабушка Рита! И когда я уже приехала, вместо радости, я услышала ворчание по поводу того, что не приезжала раньше.
Разговор «по душам» с бабушкой у меня так и не получился. Впервые в жизни я попыталась пооткровенничать с ней, но все, что мне пришлось услышать, не только ничего не дало мне, но сильно меня расстроило и раздражило.
Мне очень хотелось понять, почему папа столь безоговорочно всегда согласен с мамой абсолютно во всем. Я отчаялась узнать, есть ли у него собственное мнение сейчас, и прямым текстом спросила у бабушки Риты, было ли оно когда-нибудь.
Надо сказать, она страшно обрадовалась, что в моем вопросе содержится критическая интонация в отношении мамы, и разразилась целой речью о том, как Инна «отняла у нее сына». Из бабушкиного рассказа выходило, что папа в детстве был сущим ангелом, ее радостью и гордостью. И самое главное, Боренька всегда и во всем слушался свою маму Риту. «Ну прямо как Владимир Ильич Ленин, который слушался старших», – вспомнилось мне. Только страстная любовь к сыну помогла бабушке Рите перенести арест и гибель мужа. Взаимность со стороны сына составляла главный смысл ее вдовьей жизни. Я знала, как ужасно уничтожили моего безвинного деда, как бабушку Риту заставили отречься от мужа, угрожая в противном случае посадить и ее саму, а маленького папу оправить в детский дом. Но несмотря ни на что, бабушка никогда не переставала повторять, что не держит никакого зла на советское государство и на коммунистическую партию, в которой с гордостью состоит.
И вот, наконец, бабушка перешла к самой драматической части своего рассказа. В один прекрасный день появилась эта Инна и забрала у нее единственного сына. Бабушка так и сказала «эта Инна», словно не понимала или не желала понимать, что перед ней сидит дочь «этой самой Инны», по совместительству ее собственная внучка! Безусловно, мне порой казалось в, что я в состоянии критически оценивать свою маму, но, несмотря на это, я продолжала любить ее больше всех на свете. Мне было очень неприятно осознавать, что бабушка Рита испытывает к ней сильнейшую неприязнь. Я с трудом сдерживалась, чтобы не реагировать на постоянно повторявшуюся дурацкую фразу: «Она лишила меня сына!» В бабушкином голосе слышался самый настоящий надрыв. И мне было совершенно непонятно, почему, если не было никаких претензий к власти, на самом деле замучившей и убившей деда, то к маме моей, никого не убивавшей, эти претензии были. А ведь папа был не просто живым, но, судя по всему, еще и счастливым человеком.