Женский выбор
Шрифт:
В две недели папа превратился из средних лет нудноватого мужчины в совершенно несчастного, непрерывно брюзжащего деда, обвиняющего всех и вся в своей напрасно прожитой жизни. Он настолько упивался своими страданиями, что даже смерть матери, бабушки Риты, прошла для него почти незаметно. Мама призывала меня с пониманием отнестись к трагедии человека, всю жизнь писавшего никому не нужную диссертацию. Сама она целиком сосредоточилась на папиных страданиях и стала, думаю, единственным человеком на земле, согласным непрерывно слушать чушь о том, чем старые огромные малопроизводительные ЭВМ лучше
Когда бабушка Рита только заболела, я постеснялась сказать, что неплохо бы попробовать прописать кого-нибудь из нас в ее комнате на случай, если… в общем, чтобы жилплощадь не пропала. Правда, потом я узнала, что папа сам попытался предложить бабушке Рите поменять нашу двухкомнатную квартиру и ее комнату на «трешку». На предложение бабушка жутко обиделась и заявила, что понимает, что ее хотят поскорее похоронить и построить счастливую жизнь на костях никому не нужной старухи. Тема снялась сама собой.
Валерка неожиданно появился в нашей квартире за месяц до Машкиного рождения. Он воспользовался своим ключом, когда никого из нас не было дома. Бабушка Рая вернулась из магазина и обнаружила, что Валерка вместе с какой-то пятидесятилетней теткой в платке в горошек в компании подвыпившего ЖЭКовского слесаря пытаются установить замок на дверь комнаты, которая снова стала нашей с бабушкой спальней. Оказалось, мой благоверный записался в какую-то секту, принял обет послушания и теперь обязался адепту-наставнику отдать свою жилплощадь на общие нужды. Своей жилплощадью он, разумеется, считал комнату, выделенную моей семьей для нас, молодоженов.
Проявив невиданное самообладание, бабушка вызвала участкового, который не без труда выставил моего супруга и его «сестру по вере» из нашего дома. Несмотря на присутствие стража порядка, приведенный ими слесарь уходить просто так не желал и требовал бутылку за беспокойство. Я застала только самый конец драмы. Валера тихо и уныло покидал поле проигранной битвы, но тетка в платочке не стеснялась и орала на весь район. Увидев меня, она обрадовалась вновь открывшимся возможностям и, указывая на мой огромный живот трясущимся перстом, завопила:
– Вот она, блудница! Заманила грехом брата нашего! Научила гадостям непотребным! Дьявола, дьявола носишь во чреве своем!
При этих словах бабушка Рая побелела, схватилась за сердце и рухнула на пол. Приехавшая через полчаса «скорая» диагностировала инфаркт. Получилось так, что Маша появилась на свет в родильном отделении то самой больницы, где в кардиологическом отделении лежала бабушка Рая.
Валеру я больше никогда не видела. Институт он не закончил. В армию не пошел, получил «белый билет».
Несколько лет назад наткнулась на его фотографию в газете, занимавшейся расследованием деятельности тоталитарных сект. Оказывается, сектанты интересно и высоко духовно проводят время. «Братья и сестры» церкви «нагих праведников» начинают день с того, что, раздевшись догола, читают библию на морозе, а по вечерам молятся под гармонь и пьют собственную мочу. Особенно продвинутым адептам позволено добавлять в собственную урину немного мочи духовного лидера, «блаженного отца» Лавра.
Разумеется, никто из домашних не рассказывал Маше эту историю. Покривив душой, я наврала дочери, что ее отец бросил меня из-за другой бабы. О если бы!
Бутылочка в «Дикообразе»
Суд оформил наш развод, и я снова оказалась одна. То есть теперь у меня, разумеется, была дочь Маша, в которой я души не чаяла. Мама постоянно мне объясняла, что Маша и есть смысл моей жизни, и я не должна отвлекаться ни на что иное. Под «иным» имелись в виду не только возможные в перспективе сердечные привязанности, но и любимая и, что немаловажно, прибыльная работа.
Из «академки» в институт я так и не вернулась. Поняв, что пора хоть в чем-то настоять на своем, я занялась поисками специальности, которая меня бы реально интересовала. Еще во времена занятий в художественном кружке, где я училась рисовать и лепить, мне очень понравилась профессия дизайнера. Причем больше всего меня интересовал дизайн интерьера, в том числе использование света. Стыдно признаться, но важнейшим фактором в таком интересе, судя по всему, стало мое подспудное отвращение к декору нашего семейного гнезда. В доме был блестяще реализован принцип «бедненько, но чистенько». Безусловно, лично мне никогда и в голову бы не пришло покушаться на мамины принципы обустройства нашей теперь уже совсем тесной квартиры. Но падение советской власти позволило превратить увлечение в профессию – и со временем то, к чему меня тянуло, стало реальным источником существования.
Став, в конце концов, хозяйкой своего собственного маленького бизнеса, я смогла решить даже самый тяжелый, квартирный, вопрос и обзавестись собственным жильем, а потом купила квартиру и для подрастающей Маши.
После истории с Валерой мама стала чуть меньше и чуть осторожней встревать в мою личную жизнь, но моя работа ей все равно не нравилось. Как это ни дико, маме очень мешало, что мы перестали быть нищими. Она наотрез отказывалась заходить со мной в кафе или в ресторан и даже приготовленные мной деликатесы ела без всякого удовольствия, не переставая вздыхать, что вместо того, чтобы готовить два часа какое-нибудь блюдо из морепродуктов, я могла бы сходить с дочерью еще раз в Третьяковскую галерею.
– И посмотреть там на натюрморт, изображающий вино и рыбу? – спрашивала я маму. – Вместо того, чтобы выставить их на своем столе? Да?
Мама только безнадежно махала рукой.
Она несколько раз предлагала мне отказаться от бизнеса, объясняя, что я не должна отвлекаться от воспитания собственной дочери и, что возможность приобретать новые вещи и ездить в отпуск на море ничего не стоят, если я не могу уделять ребенку достаточно внимания. Я, разумеется, соглашалась с мамой в том, что внимание важнее дорогих игрушек, но все же старалась совместить обязанности матери с интересной и любимой мной работой.