Женское оружие
Шрифт:
Поначалу казался странным и даже смешным особый воинский язык, которым пользовались ратники и отроки, – четкие отрывистые команды и все эти «исполнять!», «слушаюсь!», «так точно!». Но постепенно Аринке стало ясно, что это не чья-то причуда, а строгая необходимость: именно из таких отличий и складывается разница между сборищем вооруженных людей и настоящей дружиной.
Одного никак не могла понять: отчего на нее обозники и кое-кто из ратников так странно косятся, будто не бабу видят, а какое-то чудо заморское. То, что некоторые, особенно кто помоложе, по-мужски отдают дань ее красоте – так это одно дело, к этому она привыкла, но чувствовалось, что дело не только в этом.
Осторожно попыталась расспросить братьев – в чем причина-то? А то словно она
– Ну так из-за наставника Андрея, наверное. – Брат пожал плечами. – Да не знаю я… просто боятся его многие, особенно бабы. Я и то обалдел, когда ты его просить стала. Подумал – откажет, хотя я-то и не против совсем… С одной стороны, и хорошо оно – теперь тебя никто задеть не посмеет, мужи поостерегутся даже покоситься не так в твою сторону – под его-то защитой, а то сама понимаешь – ты вдова молодая да пригожая, мало ли… ведь он же бобыль. И женат не был никогда.
Не женат? От такого открытия Аринка обрадовалась, сама не понимая, чему именно. Почему не женат, ей сейчас было все равно.
А Андрей сам подъехал к обозу в первый же вечер на привале, как раз, когда поспела каша на костре – они ужинать собрались. Посмотрел на Аринку вопросительно. Она и без слов его сразу поняла – спрашивает, как устроились. Улыбнулась приветливо:
– Спасибо за заботу, Андрей Кириллович. Хорошо все. Присядь, отужинай с нами.
Андрей в ответ как-то странно взглянул, словно не понимая, что она говорит. Хотя чего тут такого-то? Не чужие же они теперь… Наверное, он бы и ушел, но тут вмешались Стешка и Фенька, которые совсем еще по-детски после ночевки в охотничьей избушке безоговорочно признали своими всех отроков, бывших там с ними, а заодно и Андрея. Да и неудивительно: после всех страхов, что девчонкам пришлось пережить, рядом с ними опять был большой и сильный муж, их защитник. К тому же Аринка успела им объяснить, что воин Андрей отныне их опекун и его надо почитать как близкого родича. Сказать, что как отца, не решилась – боялась лишний раз про их горе напомнить. Вот сейчас девчонки и выручили – с радостным писком повисли на Андрее с двух сторон:
– Дядька Андрей, дядька Андрей! Идем, у нас каша вкусная! Аринка готовила!
Они восторженно лепетали, уговаривая его остаться, а не ожидавший ничего подобного Андрей растерянно замер, опасаясь неловким движением ненароком зашибить мелюзгу. Впрочем, раздражения или досады в его глазах Аринка не заметила и потому кивнула сестренкам одобрительно:
– Давайте, давайте, ведите Андрея Кирилловича к нам.
Андрей помедлил еще чуть-чуть, потом подошел, кивнул ей благодарно и сел у костра рядом с дедом Семеном. И после ужина задержался – девчонки не отпускали, а он, кажется, не без некоторого интереса наблюдал за их возней. Аринка хлопотала в стороне и изредка посматривала на них. На сердце у нее было покойно, тепло и радостно – просто от того, что он сейчас рядом. Хотелось подойти, встать около, положить руки на плечи, как когда-то с Фомой. Вспомнила мужа и сама вдруг удивилась: и тому, что сравнила его с Андреем, который совсем на Фому не похож, и тому, что впервые за все время не отозвалось это воспоминание острой тоской в сердце, а только печалью и грустью о прошедшем – видно, новая беда старую боль притупила. Аринка отвлеклась, устраивая девчонкам постель на телеге, еще подумала, что поздно, им уже спать пора давно – маленькие же, как еще не заснули-то на ходу? Обернулась и застыла, поймав странно растерянный взгляд Андрея.
Сам он, боясь пошевелиться, сидел в неудобной позе, а на коленях у него, свернувшись калачиком, мирно посапывала Фенька. Стешка, уже совершенно сонная, привалилась к нему сбоку и, хотя все еще старалась таращить глазенки, но тоже явно засыпала. А Андрей смотрел на Аринку, словно о помощи просил. Как же этот взгляд ее по сердцу полоснул – столько в нем было невысказанной тоски… о чем? О семье и детях, которых у него никогда не было, о матери… возможно, о матери его нерожденных детей?
«Господи, да что же он, ребенка никогда на руках не держал? Да как же это? Неужто и такой малости у него не было? Ну не своих, так братьев или племянников… а его и этим судьба обделила… За что?»
Осторожно приняв с колен у Андрея посапывающую и причмокивающую во сне Феньку, Арина кивнула ему на Стешку:
– Придержи ее, а то упадет.
– Не сплю я, – сонно пробормотала девчонка и тут же завалилась Андрею на плечо. Он неловко приобнял ее, прижал к себе, помедлил и подхватил на руки.
Аринка отнесла младшую сестренку к телеге, уложила, обернулась, чтобы идти за Стешкой. Андрей с ребенком на руках уже стоял рядом, а она и не расслышала, как он подошел. Богатырского сложения воин неловко, но бережно держал малышку – впервые в жизни привычные к оружию руки ощущали беззащитную хрупкость детского тела. Аринка почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы, непонятно, то ли от жалости к сестренкам, то ли от сочувствия к нему – обделенному столь простой человеческой радостью.
«Да ведь мы для него сейчас единственная семья… Пусть не кровные родичи, только на время, вдруг свалились ему словно снег на голову чужие девчонки, но все-таки семья, своя… Вот отчего он и потянулся-то к нам…»
Аринка тихонечко вздохнула, закусила губу с досады.
«Ну и ладно, ну и пусть говорят, что хотят… а все равно хорошо, что я именно Андрея попросила об опеке. Что там выдумали про него – не знаю, но видно же – душа-то у него добрая».
Хоть и устали девчонки за день в дороге, хоть и не пожалела Аринка сил, устраивая им постель в телеге поудобнее, но отдохнуть в ту ночь ей не удалось: обе сестренки спали беспокойно, вскрикивали и плакали во сне, толкались и звали матушку. У Аринки сердце кровью обливалось – и сама еще не пришла в себя после похорон, и сестренок жалко было до слез. Встала потихоньку, покопалась в том узле с обгорелой одеждой, что себе под голову пристроила, вытащила на ощупь какую-то рубаху – и не понять в темноте, чья она была. Да и неважно это, главное – родительская, и родительскую силу и любовь в себя впитала, а значит, защитит детей от беды и тревоги.
Устроившись со своим рукоделием у ближайшего костра – тот давал еще немного света, она начала отрывать от подола рубахи подходящие по размеру куски ткани. Стоявший на страже Складень заинтересовался, подошел поближе, спросил, все ли в порядке.
– Сестренки мои спят плохо, хочу по кукле Бессоннице им сделать.
Ратник покивал головой:
– Верное дело, моя баба детям тоже таких делала. Только наши-то тогда еще совсем малыми были, а твои уже выросли. Поможет ли?
– Да ведь тут не в возрасте дело: столько на них за последние дни свалилось, неудивительно, что спать не могут. А успокоить их да утешить… сам знаешь – матушки нашей больше нет, – Аринка судорожно вздохнула и ненадолго умолкла. – Только любовь-то родительская жива – вот она и поможет. Куклы же эти всегда при девчонках будут – и напоминанием, и оберегом от напастей.
– Тебе света-то хватит? Погоди, сейчас еще дровец подкину. – Ратник отошел к куче запасенных для утренней готовки дров и добавил в затухающий костер пару поленьев. – Ну вот, теперь тебе все видно будет.
Аринка уверенно рвала и складывала ткань, скручивая ее нитками, вытащенными с краев лоскутьев.
– Эк ты ловко-то как! – Складень одобрительно крякнул.
– Так дело-то несложное, – пожала плечами Аринка, аккуратно свернула остатки рубахи – потом еще пригодится, последнее дело тканью разбрасываться, поблагодарила ратника за помощь и вернулась к сестрам. Девчонки в очередной раз разметались во сне, пришлось опять укладывать каждую на свое место и укутывать – ночь выдалась прохладная. Тщательно подоткнув со всех сторон одеяла, она вложила в руки Стешки и Феньки по кукле и устроилась между ними, еле слышно приговаривая: