Женское счастье
Шрифт:
Сейчас глаза у него были серо-зеленые, того непередаваемого оттенка, который был у маленького торфяного озерца, прозрачного до самого дна. Он приблизил к ней свое лицо, и она почувствовала, как ее губы словно сами собой приоткрываются в счастливой полуулыбке ожидания того, что непременно сбудется…
– Эй! Чего лыбишься, курица безмозглая! Он же не целует, он же давит!
Эта тирада, произнесенная грубым, резким голосом, визг тормозов и туча взметнувшегося песка и мелких камешков из-под колес слились для Татьяны воедино. Она застыла как громом пораженная,
Дверца резко отворилась, едва не сбив Татьяну с ног, и на нее из-под сведенных бровей посмотрел малосимпатичный тип со знакомой цепью на шее и обломком веточки в зубах.
Татьяна судорожно вцепилась в сумки и огляделась вокруг. В этот сумеречный час на улице, как назло, не было ни души. Вот так влипла!
– Смотреть по сторонам, когда улицу переходишь, тебя что, мама не учила?
– Простите, – пролепетала она и добавила, как маленькая девочка: – Я больше не буду.
– Что-то с трудом верится, – усмехнулся Гоша. – В твои годы уже поздно учиться уму-разуму.
«Хам, хам и еще раз хам! Самый настоящий наглец!» – мысленно возмутилась Татьяна и хотела было удалиться с гордо поднятой головой. Но тяжелые сумки гнули к земле, а ноги после пережитого потрясения дрожали и не желали слушаться. Тогда она попыталась презрительно фыркнуть, но вместо этого испуганно пискнула, как мышь, перед носом которой захлопнулась дверца мышеловки:
– Что это вы себе позволяете?
Да и как тут было не испугаться снова? Гоша нагнулся, легко выхватил у нее одну из сумок и зашвырнул на заднее сиденье, и так уже порядком заваленное коробками и мешками. Затем потянулся к пассажирской дверце джипа и распахнул ее со словами:
– Залезай, нам все равно по пути.
Как бы она гордилась собой, если бы могла пренебрежительно бросить через плечо: «Простите, но вы ошибаетесь. Нам с вами по пути быть не может!» Но сумка со снедью весила восемь килограммов, а на даче ждала любимая мама в компании двух трогательных старушек, которым не станешь объяснять про ущемленное самолюбие и женскую гордость. Ни к чему их тревожить лишний раз, им и так довелось много чего пережить в их непростой жизни…
И Татьяна, опустив взгляд и обреченно вздохнув, как побитая собака обошла машину и неловко влезла в джип. Она устроилась на сиденье, отодвинувшись как можно дальше от водителя, вторую сумку поставила у ног и закрыла дверцу.
«У него же щетина не только на щеках, но и на шее», – поразилась Татьяна и, перехватив насмешливый Гошин взгляд, смутилась. Но когда машина тронулась с места, ей снова стало не по себе. Она уже давно не оказывалась наедине с мужчиной. А этот к тому же даже на расстоянии внушал ей непреодолимый ужас. В тесном же пространстве салона, забитого всякими вещами, она еще больше ощутила себя зверушкой, оказавшейся в ловушке, из которой нет спасения.
Татьяна понимала, что никакая сила не заставит Гошу взглянуть на нее с вожделением, а от нечего делать покушаться посреди
Она помертвела от страха. «Если джип вдруг свернет не туда, куда надо, я выпрыгну, – решила Татьяна. – И черт с ними, с этими сумками…»
Не успела она додумать мысль до конца, как Гоша внезапно навалился на нее. Татьяна даже ощутила сквозь платье тепло его руки, когда он на миг прижался к ней телом.
– О-ох!..
– Ты так прижалась к дверце, что я испугался, как бы ненароком не вывалилась по дороге, – прокомментировал он свои действия, выпрямляясь. – Нет, кажись, закрыта хорошо.
Если бы кто-то предложил ей описать то, что она испытала за несколько предыдущих секунд, получился бы либо триллер с жуткими сценами сексуального насилия, либо нечто наподобие оргий времен Древнего Рима. А может, и то и другое вместе.
– О-ох, – снова выдохнула Татьяна, сублимировав в этом восклицании все свои чувственные переживания.
Бдительности она не потеряла, но позволила себе чуть расслабиться. Даже поудобнее устроилась на сиденье.
– А дача у вас тут давно? – спросил Гоша, как бы заводя ничего не значащий разговор.
Татьяна ответила. Далее последовал ряд вопросов, все они касались ее недвижимости. Когда свернули на нужную улицу, Гоша, похоже, узнал все, что ему было нужно.
«Курица, действительно безмозглая курица», – ругала себя Татьяна за пространные объяснения, но ничего не могла с собой поделать. Во-первых, во время беседы она чувствовала себя более-менее в безопасности. Во-вторых, была не приучена демонстративно молчать, когда спрашивают. А в-третьих, привыкла, что всеми ее поступками руководят либо обстоятельства, либо близкие люди. Инициатива была ей неведома.
«Страшно представить, что скажут девчонки, если узнают об этой приватной, доверительной беседе, – подумала Татьяна, увидев знакомый дом. – Отругают на чем свет стоит и будут правы. Так что лучше промолчать».
– Вы не могли бы высадить меня здесь? – робко попросила она, когда до ее дачи оставалось метров тридцать.
Подкатить на джипе предполагаемого захватчика их территории прямо к дому и вызвать тем самым град вопросов не хватало мужества. А так она могла избавиться от неизбежных расспросов.
– Пожалуйста, как скажете, – пожал плечами Гоша и затормозил. – Мне, собственно, без разницы.
Она вежливо поблагодарила, вылезла и привычно потащилась по улице к своей калитке. А джип в мгновение ока обогнал ее и, эффектно развернувшись посреди дороги, въехал в распахнутые ворота.
Татьяну встретили с такой радостью, будто она возвратилась ни много ни мало с Северного полюса. В их семье вообще все события домашнего значения было принято обставлять с помпой государственных мероприятий. И эта шумная, немного бестолковая суета придавала неповторимый оттенок трогательной патриархальности всему, что происходило в доме.