Жены и дочери
Шрифт:
— Где ты был, Роджер? Где Молли?… мисс Гибсон, я имею в виду, — она заботилась о том, чтобы сохранить барьер в отношениях между молодым человеком и молодой девушкой, которые оказались в одном доме.
— Я копался в водоеме. Между прочим, я оставил свою сеть на тропинке террасы. Я нашел там мисс Гибсон, она сидела и плакала, словно ее сердце вот-вот разорвется. Ее отец снова собирается жениться.
— Снова жениться?! Не может быть!
— Так и есть. И она, бедняжка, восприняла это очень тяжело. Мама, я думаю, не могла бы ты послать к ней кого-нибудь с бокалом вина, чашкой чая или чем-нибудь еще — она очень ослабла…
—
— Ты не должна, — ответил он, накрывая ладонью ее руку. — Мы уже заставили тебя ждать слишком долго. Ты выглядишь очень бледной. Хэммонд может это сделать, — продолжил Роджер, звоня в колокольчик. Миссис Хэмли снова села.
— На ком он собирается жениться?
— Я не знаю. Я не спрашивал, а она не сказала мне.
— Это так по-мужски. Самое важное в этом деле спросить, на ком именно он собирается жениться.
— Признаюсь, я должен был спросить. Но, так или иначе, я неловок в таких ситуациях. Мне было так ее жаль, и все же я не знал, что сказать.
— Что ты сказал ей?
— Я дал ей самый лучший совет, который мог дать.
— Совет?! Ты должен был утешить ее. Бедная маленькая Молли!
— Я думаю, что если совет хорош, это самое лучшее утешение.
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду под советом. Тише! Вот и она!
К их удивлению Молли вошла, стараясь выглядеть, как обычно. Она умыла лицо и пригладила волосы, изо всех сил старалась не плакать и говорить ровным голосом. Ей не хотелось расстраивать миссис Хэмли видом боли и страданий. Она не знала, что следует наставлениям Роджера, думать больше о других, чем о себе — но так и было. Миссис Хэмли была неуверена, разумно ли ей будет начать разговор с новости, о которой она только что узнала от своего сына. Но она была слишком озабочена этим, чтобы говорить о чем-то еще.
— Я слышала, моя дорогая, ваш отец собирается жениться? Могу я спросить, на ком?
— На миссис Киркпатрик. Когда-то давно она была гувернанткой у графини Камнор. Она долго живет с ними, и они зовут ее Клэр, и, думаю, они очень любят ее, — Молли старалась говорить о своей будущей мачехе самым любезным тоном.
— Мне кажется, я слышала о ней. Она не очень молода? Должно быть так. К тому же вдова. У нее есть семья?
— Одна девочка. Но я так мало знаю о ней.
Молли снова была готова расплакаться.
— Не беспокойтесь, дорогая! Все узнаете в свое время. Роджер, ты почти ничего не съел. Куда ты идешь?
— Забрать свою сеть. В ней полно живых организмов, которых мне не хотелось бы терять. Кроме того, я никогда не ем много.
Он сказал только половину правды, но не всю. Он подумал, что ему лучше оставить обеих женщин наедине. Его мать обладала такой силой сочувствия, которая может смягчить боль в сердце девушки. Как только Роджер ушел, Молли подняла несчастные, заплаканные глаза и, посмотрев на миссис Хэмли, произнесла:
— Он был так добр ко мне. Я хочу постараться запомнить все, что он сказал.
— Я рада это слышать, дорогая, очень рада. Из того, что он рассказал мне, я боюсь, он прочитал вам небольшое наставление. У него доброе сердце, но его манеры не такие деликатные, как у Осборна. Роджер временами бывает грубоват.
— Тогда мне нравится грубость. Она пошла мне на пользу. Я почувствовала, как плохо… о, миссис Хэмли, я так плохо поступила с папой сегодня утром.
Молли поднялась, бросилась в объятия миссис Хэмли и зарыдала у нее на груди. Теперь она страдала не из-за того, что ее отец снова собирается жениться, а из-за собственного недостойного поведения.
Если Роджер не был деликатен в словах, он был деликатен в поступках. Если горе Молли показалось ему неумеренным и, возможно, непомерным, то ей оно причиняло настоящие страдания. Он приложил все усилия, чтобы облегчить его по-своему, совершенно характерным для него способом. Тем же вечером он отрегулировал микроскоп и разложил сокровища, собранные им во время утренней прогулки, на маленьком столике. Потом он попросил мать подойти и полюбоваться. Конечно, Молли тоже подошла, именно на это он и рассчитывал. Он попытался заинтересовать ее своим занятием, подпитывая ее любопытство маленькими порциями и, взращивая настоящее желание узнать больше. Затем он принес книги по этой теме и перевел немного высокопарный и технический язык на повседневную речь. Молли спустилась к ужину, размышляя, как долго будет тянуться время до сна, время, когда она не должна говорить на ту единственную тему, которая занимала ее мысли, вытеснив все остальные. Она боялась, что уже утомила миссис Хэмли за время их дневного разговора наедине. Но молитвы и время сна подошли быстрее, чем она ожидала. Ее приободрило новое течение мыслей, и она была очень благодарна Роджеру. И вот должно было наступить завтра, когда ей нужно будет просить прощения у отца.
Но мистер Гибсон не желал ни речей, ни слов. Ему не нравились проявления чувств и, возможно, он понимал, что лучше меньше касаться темы, относительно которой он и его дочь явно не пришли к согласию. Он прочел раскаяние в ее глазах, он увидел, как она страдала, и острая боль пронзила его сердце. Но он прервал ее сожаление по поводу вчерашнего поведения словами:
— Ну, полно, полно, хватит! Я знаю все, что ты хочешь сказать. Я знаю свою маленькую Молли, моего маленького глупого гусенка лучше, чем она сама. Я привез тебе приглашение. Леди Камнор хочет, чтобы ты провела следующий четверг в Тауэрсе!
— Ты хочешь, чтобы я поехала? — спросила она, приходя в отчаяние.
— Я хочу, чтобы ты и Гиацинта лучше познакомились… научились любить друг друга.
— Гиацинта?! — переспросила Молли в полном замешательстве.
— Да, Гиацинта. Это самое глупое имя, которое я слышал, но так ее зовут, и я должен звать ее этим именем. Я не выношу имя Клэр, которым миледи и вся семья в Тауэрсе зовут ее. А «миссис Киркпатрик» официальное и бессмысленное имя, поскольку она скоро сменит свою фамилию.
— Когда, папа? — спросила Молли, ощущая себя так, словно она живет в чужом, незнакомом мире.
— Не раньше Михайлова дня, — ответил он и затем, продолжая собственную мысль, добавил: — Хуже всего, что она решила увековечить свое имя, назвав дочь в свою честь. Синтия! Думаешь о луне и человеке на луне с вязанкой хвороста. Слава Богу, у тебя, дитя, простое имя Молли.
— Сколько ей лет… Синтии, я имею в виду?
— Да, привыкай к имени. Думаю, Синтии Киркпатрик столько же лет, как и тебе. Она учится в школе во Франции, набирается жеманства. Она должна приехать на свадьбу, тогда ты с ней сможешь познакомиться. Хотя, я думаю, она снова вернется обратно на следующие полгода.