Жерар Депардье. Чрезмерный человек
Шрифт:
Вернувшись в начале 1944 года в Шатору, он быстро женится. В семье швейцарская эпопея Деде была известна и часто с восхищением обсуждалась детьми.
Итак, поженившись, молодые Депардье поселятся в новом тогда и не обжитом еще районе Шатору – Омелоне, где в доме 39 по улице Маршала Жоффра проживут до 1975 года, когда Жерар купит им собственный дом.
Молодой Депардье, стало быть, рос в семье, где не ощущал особого покоя. Он рассказывал автору книги о нем Полу Шуткову: «Я был веселым ребенком, который шел ко всем навстречу. Был улыбчив, с открытым взглядом, отнюдь не обременительным для других членов семьи. Я был простым мальчиком, белокурым, голубоглазым, здоровым и находчивым». В одном из интервью Жерар парадоксально утверждал, что ему повезло родиться в бедной и малообразованной семье. Его везение заключалось в полной свободе, никто не воспитывал его, не докучал «моралью строгой». Он был предоставлен самому себе, мог делать, что хотел и когда
Лишившись работы по профессии, Деде соглашается стать разнорабочим, а потом и просто уборщиком на фабрике. Чтобы избежать попреков жены, вынужденной сводить концы с концами на пособие для детей, он стремится сбежать из дома, частенько возвращается глубокой ночью в стельку пьяным. Лилетт постоянно в конфликте с ним. Старшие мальчики, убегая из дома, с наслаждением окунаются в ночную жизнь Шатору, заглядывают в питейные заведения, кафе, с удовольствием слушают американскую музыку. Жерар быстро растет и выглядит много старше своих лет. Это сбивает с толку, вызывает уважение сверстников. Лидером он был с детства. Сначала возглавлял ватагу таких же сорванцов, а потом ему охотно стали подчиняться парни постарше.
В Омелоне со временем стали селиться семьи американских офицеров и зажиточных французских чиновников. По идее, он не должен был общаться с их детьми, но Жерар был весьма коммуникабельным и поэтому в школе дружил и с чадами этих «толстосумов», как их называл Деде. Члены семьи Депардье выглядели белыми воронами в Омелоне. Но это никогда не смущало Жерара. Конечно, у его сверстников из состоятельных семей были другие заботы и другие развлечения. Дети богатых летом отправляются на курорты, а Жерар едет к дальним родственникам в деревню. Занимается хозяйством, встает рано, ложится поздно, ухаживает за скотом. В тринадцать лет он выглядит на все восемнадцать: рост под метр восемьдесят, вес за 80 кг. У него много друзей среди американцев, с которыми он разговаривает на какой то дикой тарабарщине. Однако GI его понимают. Словарный запас Жерара пополняется жаргонными американизмами, что весьма забавляло его заокеанских собеседников. Они охотно угощали этого здоровенного «френчи», который пьет, как поляк – так говорят во Франции, впрочем, без всякой злобы. Но, напиваясь, он часто не в силах был добраться до дома, так что мать отправляла на поиски своего любимца его старшего брата. С Аленом они дружили, вместе крали канистры с бензином на американской базе, потом продавали его, а на вырученные деньги покупали пластинки с популярными тогда американскими певцами. Эта музыка гремела в их доме, добавляя еще новые децибелы в и так грозовую атмосферу логова Депардье.
Лет с тринадцати он увлекается боксом. В Шатору открылась боксерская школа, которую возглавил некто Жеблонский, выходец из Польши. У Жерара он находит большие способности и уделяет ему много времени. Если бы тот остался в родном городе и активно тренировался, он мог бы стать профессионалом. А пока Жеблонский отправляет его спарринг партнером знакомого американца на базу НАТО. В одном из боев противник изменит натуральную форму его крупного носа. И этот нос «скобкой», как скажет кто-то позднее, всегда будет напоминать ему о ринге. Он не был пай-мальчиком. Свои здоровенные кулаки он нередко пускает в ход во время разборок конкурирующих молодежных шаек, вожаком одной из которых он был. За участие в потасовках, кражи и угон машин жандармы не раз увозили его в своем фургоне. Вызванная в полицию, Лилетт забирала сына: ведь он несовершеннолетний и его отдают ей на поруки… до следующего раза со «строгим, последним сто первым предупреждением».
Будучи весьма изворотливым парнем, Жерар легко, когда ему хотелось, проникал на базу НАТО. Здесь можно было поплавать в бассейне, покататься на роликах, для чего построен скетинг-ринг, погонять мяч с опытными футболистами, ведь в школьной команде его окружают «сопляки». Тут же куда все серьезнее и интереснее.
На американской базе он подружится с молоденькой негритянкой, с которой будет кататься на роликах и прохаживаться в сумерках, взявшись за руки. «Я был страшно застенчив, – вспоминал он позднее. – У Рони были нежные губы и блестящие черные глаза. Но объясниться ей в любви я не решался. Я и на родном то языке не смог произнести „я люблю тебя“, а уж о том, чтобы сказать это по-английски, не могло быть и речи». К тому же он видел неодобрительные взгляды белых солдат и не раз слышал, что негоже, мол, ему «якшаться с черномазыми». Но все равно заразить его бациллой расизма американцам так и не удалось.
Жерар, став своим человеком на базе, торговал всем, чем можно: виски, сигаретами, перепродавал американские рубашки и джинсы. Это называлось «контрабандой». Однажды один из его посредников попался с товаром и загремел в полицейский участок. Он с потрохами выдал Жерара жандармам, и того, хотя он все упорно отрицал, засадили на три недели в тюрьму. Не помогли и мольбы матери.
Любви его в довольно раннем возрасте научили две молоденькие парижские «жрицы любви»
В 1984 году в несколько эпатажном интервью еженедельнику «Нувель обсерватер» Жерар говорил:
– Надо понять, что детство, проведенное в Шатору, – это не вымысел, призванный привнести патетический смысл в суть моей биографии. Это был мой мир, и он им остался: улица, пропойцы, преступники, которые, если повезет, возвращались в город после отсидки. Я по-прежнему принадлежу к большой уличной семье. С ней трудно порвать, она тебя крепко держит в руках, и это то самое лучшее, что есть в тебе. Мне было хорошо в своей шайке, с натовскими солдатами, проститутками, которые их обслуживали. Это не был мир закоренелых негодяев и бандитов. Но это был иной мир. В нем я научился жить без вожжей, с ощущением полной свободы, которая дана только актерам, переходящим от одной роли к другой. Если у тебя было такое детство, то нетронутыми и неиспорченными остаются эмоции, и когда становишься актером, это очень помогает.
Таким образом, Жерар Депардье еще подростком становится мужчиной, взрослым человеком, привыкшим самостоятельно отвечать за свои поступки. Видя, как некоторые его приятели быстро и надолго оказываются за решеткой, он понимает, что и его ожидает такая же участь, если он не вырвется из Шатору. Для начала ему приходит в голову идея попутешествовать по Франции. Денег у него мало, но зато известно, что существует автостоп. Только есть одна загвоздка: захотят ли владельцы машин взять его, он всегда ведь пугал своей брутальной внешностью тех, кто его не знал.
Еще раньше, попадая в полицейский участок, он научился валять Ваньку, морочить голову жандармам, разыгрывая то тихоню, то умственно отсталого парня. «Да ты настоящий артист!» – слышал он насмешливые реплики стражей порядка. Жерар очень гордился, когда ему удавалось провести фараонов. Вот и теперь, выйдя на шоссе и поднимая вверх большой палец, он представляется то сиротой, спешащим на похороны любимой бабули, то глухонемым, чтобы избежать лишних вопросов. С помощью таких вот несложных превращений ему удалось объездить всю страну. Но первым делом он отправился посмотреть на море, на Лазурный берег, где с помощью случайного знакомого устроился «пляжным гарсоном», то есть мальчиком на побегушках для богатых отдыхающих. Он перетаскивает лежаки, подносит лимонад и круасаны, спускает лодки на воду… Его тело покрывается красивым шоколадным загаром, а волосы выгорают и становятся еще более светлыми. Спит он тут же на пляже. Хозяин им доволен, и хотя платит мало, зато не претендует на чаевые. Но вот купальный сезон закончился и Жерар отправился автостопом дальше в путь. Этот светловолосый загорелый здоровяк с живыми глазами не внушает никаких подозрений водителям. К тому же он знает массу забавных историй. Поработав на «пляже миллионеров», он навидался там всякого. (Мог ли он тогда подумать, что пройдет совсем немного времени, и он сам будет загорать на таком пляже?)
Переезжая из города в город, он пробует разные возможности заработать денег. Раздобыв поддельное свидетельство слепого, некоторое время торгует мылом. Бизнес идет плохо: денег у него достаточно лишь на еду и номер в гостинице. В конце концов, Жерар решает вернуться в отчий дом.
За время его отсутствия здесь ничего не изменилось, и вскоре его охватывает неудержимое желание снова сбежать, куда глаза глядят. Мать настаивает, чтобы он приобрел какую-нибудь профессию. Жерар соглашается пойти учиться на печатника. Теперь его вторым домом становится типография с ее привычным запахом краски и машинным грохотом.