Жернова истории
Шрифт:
– Так, надо немедля писать протокол комсомольского собрания, и чтобы каждый, кто присутствовал при том самом разговоре, рассказал, как на самом деле все было. Примем протокол, свидетели подпишутся – и с этой бумагой сразу в райком.
– Вот это деловой подход, – подхватил Рязанов. – Надо выбрать секретаря собрания, пусть он займется протоколом, на следующей перемене все оформите, подпишете и пойдете заступаться за вашего комсомольца, у которого язык впереди головы бежит. А сейчас – приступим к лекции. Революционный порыв масс – это великолепно, но и об учебе забывать не следует!
После лекции вместе с Лидой подхожу к Рязанову.
– Давид Борисович, – улыбается
– Осецкий, Осецкий… Это не вы скандалили с Лениным в Брюсселе в двенадцатом году? – интересуется Рязанов.
– Было дело, – смущенно соглашаюсь я, протягивая ему руку. После рукопожатия поворачиваюсь к Лагутиной и говорю: – Вот, Лида, а Давид Борисович, наверное, с тобой согласится.
– В чем? – почти синхронно воскликнули мои собеседники.
– В том, что обе стороны дискуссии – дураки.
Давид Борисович хитро прищуривается:
– Эх, молодость, молодость! Это ведь вы тут всех завели сегодня? Ну, дорогая, от меня-то вы вряд ли дождетесь употребления подобных выражений в политических дебатах. Правда, иной раз так и подмывает завернуть что-нибудь эдакое… – Рязанов вздохнул и добавил: – Одно могу сказать точно: присоединяться ни к той, ни к другой компании в нынешней дискуссии у меня большого желания нет.
– Скажите, пожалуйста, – перехватываю инициативу в разговоре, – а вам уже удалось получить фотокопии «Немецкой идеологии» и «Grundrisse der Kritik der politischen "okonomie» [4] ?
Рязанов смотрит на меня с нескрываемым удивлением. Пожалуй, сейчас лишь считаные люди знают о самом существовании первой упомянутой мною рукописи, а тем более – о ее названии. Про «Grundrisse…» те, кто серьезно занимался с «Капиталом», конечно, знают, но вряд ли эта рукопись всерьез интересует больше чем несколько десятков человек. И эти люди в большинстве своем Рязанову известны. Да и о самом намерении Рязанова заполучить для возглавляемого им института фотокопии рукописей Карла Маркса и Фридриха Энгельса, хранящихся в Архиве СДПГ, было не так уж много осведомленных.
4
«Основы критики политической экономии» (нем.).
– К сожалению, молодой человек, – после некоторой паузы отвечает Давид Борисович, – пока только идут переговоры с Vorstand’ом германских социал-демократов об организации фотокопирования. Но, во всяком случае, «Немецкую идеологию» мне удалось найти в личном архиве Бернштейна и уломать его передать рукопись в Архив СДПГ. Ну а тетрадки, составляющие «Grundrisse…», там всегда лежали.
Рязанов вновь внимательно посмотрел на меня и осведомился:
– А чем вас, собственно, молодой человек… Виктор Валентинович, так ведь? – интересуют эти рукописи?
– Ну как же! – с энтузиазмом восклицаю я. – Проследить становление марксистского метода, проникнуть в творческую лабораторию Маркса, в которой создавался «Капитал»… Разве это не заманчиво для любого настоящего марксиста?
– Это, конечно, похвально, – кивнул директор Института Маркса – Энгельса, однако не удержался от некоторого ехидства: – Но что-то вашей звезды на марксистском небосклоне дотоле не было заметно.
– Я, конечно, далек от того, чтобы равнять себя с Каутским или Гильфердингом, да даже и с Бухариным. Теоретических трудов за мной тоже не числится, как вы верно подметили, – чуть наклоняю голову в знак признания превосходства моего собеседника. – Однако это не мешает мне в меру своих скромных способностей постигать марксистскую премудрость. Сейчас я как раз пытаюсь разобраться с проблемами капиталистического цикла, изложенными в «Теориях прибавочной стоимости». Что-то мне кажется, что современный капиталистический цикл преподнесет нам некоторые сюрпризы…
Рязанов, похоже, благосклонно отнесся к моей заинтересованности, потому что, особо не раздумывая, предложил:
– А приходите-ка вы, Виктор Валентинович, ко мне в институт. Поговорим в подходящей обстановке. Сейчас вынужден извиниться – совсем не располагаю временем, ибо спешу на занятия в Социалистическую академию.
На том мы и распрощались.
Через день в Москве открылась XIII партконференция (проходившая с 16 по 18 января 1924 года). На нее не было избрано ни одного оппозиционного делегата с решающим голосом. Лишь несколько оппозиционеров, как члены ЦК РКП(б), присутствовали на ней с совещательным голосом. Однако в отличие от моей реальности на партконференцию пришел и выступил Троцкий. Да и мой новый знакомый Д. Б. Рязанов также собирался выступить там с речью. На этот раз я все же постарался раздобыть гостевой билет и смог судить о происходящем не по одним лишь газетным отчетам.
Выступления делегатов значительно отличались от того, что происходило в покинутой мною реальности. Достаточно сказать, что там Троцкий вообще не выступал на этой конференции. Здесь же Лев Давидович горячо отстаивал единство партии, называл дискуссию ошибкой. Он заявил:
– Я не призываю сторонников оппозиции отречься от своих взглядов. Но самое меньшее, что вы можете сделать перед лицом партии, – это признать, что не следовало ввергать партию в ожесточенные споры, как бы ни был важен их предмет. Разногласия должны преодолеваться в ходе совместной работы, в ходе проверки идей и лозунгов практикой, а не по принципу – кто кого перекричит.
Каменев в своей речи отверг такую постановку вопроса:
– Напрасно Троцкий тут пытается выгораживать оппозиционеров и оставлять им политические лазейки. Если партия сочла ваши взгляды ошибочными, имейте мужество признать это. Мы от вас не требуем церковных покаяний, но не держать камень за пазухой и сказать: «Партия была права, мы же ошибались», – это элементарный долг любого партийца, если он и дальше хочет идти вместе с партией, а не против нее.
Совершенно особняком стояло выступление Рязанова, которое практически повторяло известное мне по историческим источникам. Давид Борисович прекрасно понимал, что в прошедшей дискуссии речь на самом деле шла не только о бюрократизме и внутрипартийной демократии, но и о дележе ленинского наследства:
– И скажу я здесь то же самое, что сказал товарищу Каменеву, кажется, на Хамовнической конференции: как друзья вы ни садитесь, все же в Ленины не годитесь…
Пример с товарищем Лениным показывает, что задачи, ложащиеся на партию, – сверхчеловеческие, тяжелые задачи, что под тяжестью этих задач, если их навалить на одного человека, ломается, заболевает и такой гигант. Во сколько раз вы, с вашими слабенькими силами, меньше справитесь с этой задачей, если не скажете – дело мирское, дело партийное, с ним может справиться только коллектив, только партийная организация, учитывающая и собирающая всю энергию, всю умственную, интеллектуальную энергию, которая рассеяна в рабочем классе, которая сконцентрирована в коммунистической партии. Только партийный коллектив может справиться с этой задачей. Долой кандидатов в вожди!