Жернова. 1918-1953. Книга девятая. В шаге от пропасти
Шрифт:
«В связи с тем что, как выяснилось в ходе боев с противником, наши войска еще не готовы к серьезным наступательным операциям, Ставка ВГК приказывает:
1) На всех участках фронта перейти к жесткой, упорной обороне, при этом ведя активную разведку сил противника и лишь в случае необходимости предпринимая частные наступательные операции для улучшения своих оборонительных позиций…»
Далее командующему Брянского фронта указывалось, что «Особенно хорошо должны быть прикрыты в инженерном отношении направления на…» Брянск и Орел; командующему Западным фронтом – на Ржев и Вязьму. Резервный фронт должен подпирать Западный и соответствовать своему наименованию.
Между тем командование фронтов и армий восприняло «случаи
Конечно, все знали, что немцы не могут не готовиться к новому наступлению на Москву, потому что время осенней распутицы и вслед за ней зимних холодов должно вот-вот наступить с неотвратимой последовательностью. Более того, в Генштабе и в штабах Западного и Брянского фронтов представляли себе, какими силами и с каких исходных рубежей это наступление начнется. Но представляли весьма приблизительно. Поэтому считалось, что держать надо практически все рубежи без исключения, потому что противник хитрит, выдавая то одни исходные рубежи за основные, то другие, а наша разведка ничего определенного выяснить не может. И командующий Западным фронтом генерал Конев, и командующий Брянским фронтом генерал Еременко, и начальник Генштаба маршал Шапошников, получая новые разведданные, терялись в догадках, откуда можно ожидать главного удара, а откуда второстепенных, отвлекающих. И когда именно эти удары последуют.
Первый удар последовал 30 сентября. И, как обычно, неожиданно. И ни в том месте, где ожидали.
Начиная операцию по окружению и захвату Москвы под кодовым наименованием «Тайфун», 30 сентября рано утром после короткой артиллерийской подготовки танковая группа генерала Гудериана нанесла удар по войскам Брянского фронта, прорвала в двух местах их позиции и двинулась основными силами в сторону Орла, а частью сил на Брянск, охватывая Третью и Тринадцатую советские армии с юго-востока, в то время как Вторая полевая немецкая армия под командованием генерала Вейхса замыкала окружение с севера.
Генерал Еременко вскоре потерял управление войсками, кинулся в Третью армию, в полосе которой, как ему казалось, развернутся главные события, рассчитывая из штаба армии руководить фронтом, да там и застрял, поскольку армия через два дня немецкого наступления оказалась в полуокружении и вынуждена была пробиваться пока еще через неплотные стенки образовавшегося очередного котла.
Пока в Генштабе решали, как исправить положение, 2 октября начали наступление главные силы группы армий «Центр» против войск Западного фронта, которыми командовал генерал Конев. Здесь наступали две танковые группы и две полевые армии немцев. Они, прорвав оборону Западного и Резервного фронтов севернее и южнее Вязьмы, двинулись вперед, почти не встречая сопротивления со стороны советских войск, расположенных на сто и более километров западнее Вязьмы, имеющих слабое прикрытие на флангах. Основные группировки наших войск продолжали стоять на месте, успешно отражая сковывающие атаки войск противника. Ни генерал-полковник Еременко, ни генерал-полковник Конев, ни маршал Буденный не ожидали ударов немцев по своим флангам, подходы к которым были лишены хороших дорог, вне которых немцы, как всем хорошо известно, успешно продвигаться не способны, считая эти удары отвлекающими, и практически не приняли никаких мер, чтобы их парировать. К тому же с началом наступления немецкая авиация подвергла бомбардировке все командные пункты, начиная с КП фронтов, кончая дивизиями, потому что эти КП как обосновались в том или ином месте, так там и оставались, никуда не двигаясь. Да и зачем? Немцы не беспокоят, а от добра добра не ищут. А немцы не беспокоили до поры до времени.
Глава 7
Роскошная белая усадьба, из которой Конев руководил фронтом, неожиданным налетом немецких бомбардировщиков была превращена в руины, погибло много штабных офицеров, но Ивану Степановичу повезло – он не был даже ранен. Зато связь с армиями и Ставкой ВГК была утрачена, армии не получали никаких указаний, не знали общей обстановки в пределах не только фронта, но и у соседей.
4 октября Конев почувствовал, что надо что-то решать, иначе будет поздно, но почувствовать – одно, а знать точно – совсем другое, у него же не было почти никаких данных, которые он мог бы предъявить в Ставку для принятия соответствующих решений. Он пытался как-то заделывать бреши, бросая в них отдельные части, не зная, какие силы им противостоят и как велики эти бреши, ссылаясь в разговорах с начальником Генштаба на то, что Резервный фронт позиции не удержал, а Западному приходится отдуваться, уверяя Шапошникова, что в сторону Юхнова и Ржева движутся мелкие группы противника, которые не трудно будет уничтожить, если выделить для этого соответствующие резервы.
– Откуда у вас такие данные? – спросил Шапошников, выслушав очередной доклад генерала Конева, некоторые пункты которого не внушали начальнику Генштаба доверия.
– Эти данные мы получили от фронтовой авиации, товарищ маршал, – отвечал командующий фронтом.
– А вы поменьше верьте вашей авиации, товарищ Конев. А то они вас подведут под монастырь.
– Мы проверяли эти данные, и они подтвердились, – настаивал Конев, зная при этом, что не «какие-то мелкие группы противника» движутся в сторону Москвы, а многокилометровые колонны танков и пехоты. Но сказать об этом Шапошникову – все равно что подписать себе приговор: Шапошников доложит Сталину, а тот сразу же сделает выводы: или о том, что Конев проморгал удары немцев по флангам своего фронта, или что он сеет панику. В любом случае ему, Коневу, не поздоровится. Можно было бы сказать, что десант, но в десанты с некоторых пор мало кто верит. Так что пусть будут мелкие группы. А когда выяснится, что группы совсем не мелкие, можно сослаться на непредвиденные обстоятельства. Тем более что есть еще надежда на то, что можно эти «группы» отсечь от основных сил, что за спиной Западного фронта стоит Резервный – пусть Буденный и отдувается.
Шапошников, в свою очередь, не мог поверить, что немцы подходят к Юхнову – и тоже по тем же причинам: не наладил разведку, не учел возможные действия противника, вовремя не подсказал командующим фронтами о грозящей опасности – да мало ли что может поставить Сталин в вину своему начальнику Генштаба. Но главное – в голове Шапошникова не укладывалось: войска обоих фронтов в течение более чем месяца теснили противника, и вдруг такой конфуз: немцы идут к Москве, а перед ними никаких войск. Так что немцев не может быть еще и потому, что мелкими группами они не рискнут забираться слишком далеко, а крупные – откуда им взяться?
Но тут то с одного участка Западного и Резервного фронтов, то с другого начали поступать сообщения непосредственно в Генштаб от командиров дивизий, утративших связь с вышестоящим командованием, и все эти сообщения говорили об одном и том же: противник большими силами прорвал фронт и движется на северо-восток в сторону Ржева, на юго-восток – в сторону Калуги. А о тех будто бы колоннах немцев, что движутся по шоссе на Юхнов, вообще никаких и ни от кого подтверждающих данных нет. И это в то время, когда большинство армий Западного и Резервного фронтов стоят на месте, ведя бои местного значения. Лишь за город Ельню, освобожденный войсками под командованием Жукова месяц назад, бои приняли ожесточенный характер, – значит, противник еще далеко, оставлять у себя в тылу такую сильную группировку советских войск он не рискнет, и беспокоиться пока не о чем. Следовательно, главными на сегодня являются Брянский и Резервный фронты.
Придя к такому выводу, маршал Шапошников вызвал к себе начальника оперативного отдела Генштаба генерала Василевского.
Василевский вошел в кабинет, придерживая в руках папку с оперативными сводками.
– Александр Михайлович, – обратился к нему Шапошников, – надо бы послать офицеров штаба по направлениям, чтобы выяснить обстановку и прояснить кое-какие данные, поступающие с мест. Вы уж постарайтесь, голубчик, а то создается впечатление, что некоторые наши командиры впадают в панику, хотя видимых причин для этого не наблюдается.