Жертва судебной ошибки
Шрифт:
— Ни слова! Ни ответа! Непонятно! Что за молчание? Вы поддержали пари?
Жозеф Фово заметил со смехом:
— Вот уж этот господин, наверно, не скажет глупости.
— А я, — сказала Мария, — помешаю тебе сделать глупость.
И она прибавила вполне серьезно:
— Твоя угроза, сама не знаю почему, беспокоит меня. Ты должен быть доволен: мы побывали на костюмированном балу, встретили мсье Анатоля; теперь уже поздно, а эавтра надо быть пораньше в магазине, — поэтому едем домой!
— Как, уже? Разве ты не хочешь протанцевать хоть одну кадриль с Анатолем?
— Мсье Анатоль извинит меня; поедем, милый Жозеф.
— Уверен, что ты из-за меня хочешь уехать, потому что воображаешь, будто бал занимает мепя.
— А я уверена, что ты из-за меня хочешь остаться, воображая, будто бал занимает меня.
— Я же уверен, — сказал Дюкормье, — что вы оба правы.
— Дело в том, — сказал Фово, — что достаточно и одного часа, чтоб насмотреться на это: все одно и то же.
— Ну, скорей, скорей идем! Вы сойдете с нами вниз, мсье Анатоль? Или, быть может, также уедете?
— Как бы не так, — заметил, посмеиваясь, Жозеф, — ему надо еще поймать хорошенькое домино, которое убежало, когда мы позвали Анатоля. О-го! Домино-то высшего сорта, Мария! У него платок обшит валансьенским кружевом, стоящим, по меньшей мере, 600–800 франков по своей цене. Я знаю в нем толк, сам торговал им. Такое домино стоит отыскать. Наверно, знатная барыня. Поди ж ты, какой плут, Анатоль!
— Правда, правда, — сказала наивно Мария. — Раньше-то я не подумала, что мы вам, мсье Анатоль, помешали. Экая досада! Но тут виноват Жозеф; он вздумал интриговать вас, и хорошенькое домино убежало.
— Нисколько не помешали. Я ей сказал все, что было нужно, и вот доказательство: беру пример с вас и уезжаю.
— В таком случае предложи Марии руку, и марш вперед!
— Подумал ли ты? — отвечала молодая женщина, повиснув на руке своего почтаря. — Мсье Анатоль в партикулярном платье, а я в костюме: смешно идти под руку; будь у него наклеенный нос, тогда еще куда ни шло.
— И я, сударыня, возбудил бы во многих зависть, — сказал весело Анатоль.
— Ну, пусть же Пьерретты и другие завидуют мне, что я у них отняла кавалера! — сказала Мария, еще крепче опираясь на руку мужа.
И трое друзей вышли из коридора бельэтажа и стали спускаться по лестнице.
XV
В коридоре бенуара, к которому прилегало фойе, толпа прогуливающихся была так велика, что Дюкормье, Мария и Жозеф должны были идти очень медленно и даже останавливаться.
В это время, наполовину скрытые в амбразуре двери, два домино обменивались следующими словами:
— Луазо… вот она… она уходит.
— Что ж с этим делать, сударь? Дурень-муж не оставляет ее ни на минуту; подойти невозможно.
— Я стал в тысячу раз влюбленнее, как увидал ее в этом проклятом костюме. Как сложена! Талия-то какова! А ножка! А кокетливая мордочка! А глаза! Ох, уж эти глаза! Кажется, мертвого воскресят!
— Осторожнее, сударь. Идет баронесса с моей высокой племянницей, вашим двойником. Обман удался вполне. Высокий рост, красная с белым ленточка на домино, черные панталоны, лакированные ботинки и несколько капель ваших духов дополнили иллюзию. Но я ежеминутно дрожу, что обман откроется и баронесса выйдет из терпения от вашего необъяснимого молчания.
— Не бойся, я ловко его подстроил: как только мы вошли в театр, я начал отвечать баронессе односложно, сухим и сердитым тоном, и наконец, совсем перестал отвечать. Я уже минут десять не произносил ни слова, как тут произошла ссора, и благодаря суматохе я мог…
Говоря со своим почтенным слугой, князь де Морсен не упускал из виду г-жу Фово и, не кончив фразы, вскричал:
— Я не вижу ее! Она исчезла!
— В таком случае, сударь… постарайтесь заменить мою племянницу; г-жу Фово мы найдем после. И то хорошо, что мы ее встретили случайно здесь, в ту минуту, когда отправлялись к ней, думая, что она одна дома. Теперь у меня больше надежд на строгую добродетель, раз она в костюме лодочника является повертеться на маскараде.
— Ах, Луазо! Я с ума сойду! Ее личико, костюм, соблазнительное сложение не выходят из головы. И на кой черт увидал я это создание!
— Еще раз напомню, сударь, надо предложить руку баронессе; приготовьтесь надеть ленту на пелерину, как только выдастся удобная минута.
— Но как мы это уладим?
— Легче, чем в первый раз. Племянницу я предупредил. Пожалуйте, сударь, пользуйтесь моментом.
Князь взял под руку своего слугу и, прячась за него, прошел мимо г-жи де Роберсак и ее молчаливого кавалера. Вдруг Луазо, изменив голос, крикнул:
— Боже праведный! Ах, Боже мой!
Услыша как раз за собой внезапный крик, г-жа де Роберсак отскочила в сторону, бросила руку своего спутника и обернулась вместе с другими, чтобы узнать причину восклицания. Двойник князя ловко воспользовался невниманием баронессы и мгновенно стал сзади князя. Когда баронесса, еще взволнованная, машинально протянула руку, чтобы опереться на своего кавалера, князь уже был рядом с ней, и подмена совершилась благополучно. Хитрый Фронтен Луазо сейчас же испарился, а присутствующие приняли его крик за одну из веселых проделок дурного тона, которые довольно часты в этом увеселительном месте.
— Успокойтесь, Олимпия, — сказал вполголоса князь г-же де Роберсак. — Вы вся дрожите; это не более, как глупая шутка.
— Только ее и не хватало, чтобы к вам вернулся дар слова и чтобы вы прервали, наконец, упорное, непонятное молчание, которое храните уже полчаса, из-за какой-то причуды.
— Потому что я жестоко оскорблен, Олимпия, упорными ревнивыми подозрениями и предпочитал лучше молчать, чем невольно наговорить вам неприятных вещей. Но, в конце концов, вы должны были признаться в неосновательности недоверия ко мне, потому что я имел счастье пробыть с вами весь вечер.