Жертва Вдовы
Шрифт:
Рябь в чаше улеглась. Из ее недр донеслись слова. Злорадный голос Данифай:
— Прощай, Халисстра.
Потом свист опускающегося моргенштерна.
Квили услышала слабый хруст, словно треснуло сырое дерево. Она глянула вниз и увидела раздробленные кости и кровь там, где было лицо Халисстры.
— Нет! — вскрикнула она, и изображение в чаше медленно угасло.
Она опустила руку в воду, будто пытаясь выхватить оттуда Халисстру. Святая вода выплеснулась через край чаши, стекая по ее гладкому камню подобно потоку слез. Квили вложила все, что у нее было, в одно, последнее заклинание и почувствовала, как вода сделалась теплой, будто кровь. Эйлистри
Оно сумело. В конце концов, Ллос безмолвствовала, ее жрицы утратили свою силу. Вот почему Халисстру отправили в этот путь, вот только нечто отразило последнее заклинание Квили, и души, устремлявшиеся в темный туннель, летели навстречу… чему-то.
Чаша была тиха и неподвижна. В ней больше не было изображений. Квили вынула из нее руку, с которой капала вода.
Одна из жриц склонилась поближе, вглядываясь в незамутненные глубины чаши.
— Госпожа Квили, — прошептала она, в этот миг наивысшего напряжения по ошибке обращаясь к жрице так, как дроу из Мензоберранзана обратилась бы к своей Верховной Матери. — Она… мертва? Все пропало?
Остальные жрицы затаили дыхание, ожидая ответа Квили.
Квили взглянула на луну. Луну Эйлистри. Селунэ сияла ярко, вовсе не слабее, и Слезы Селунэ сверкали вокруг нее.
— Есть небольшая надежда, — сказала Квили. — Надежда есть всегда.
Ей было так необходимо поверить в это, и все же в самой глубине ее сердца затаилась тень сомнения.
Квили простояла перед чашей весь остаток ночи. Прочие жрицы продолжали толпиться вокруг нее, и она отвечала на их робкие вопросы, стараясь успокоить. Когда они наконец умолкли, она попыталась коснуться разума Эйлистри.
На залитой лунным светом поляне, в чаще леса, который разрастался и расцветал под одними лишь лунными лучами, она отыскала свою богиню.
Эйлистри предстала в виде невыразимо-прекрасного сияния, напоминавшего очертаниями дроу. Квили коснулась ее своим разумом. Чтобы задать вопрос, не нужно было произносить его. Богиня вливала в ее сердце лунный свет, а с ним и рельефно вырезанные на нем слова. Она ответила, и голос был подобен жидкому серебру:
Дом Меларн еще поможет мне.
Квили облегченно вздохнула. Еще не все потеряно. Пока нет. Если Эйлистри в самом деле услышала молитву Квили и оживила Халисстру, значит, оставался шанс, что жрица Меларн убьет Ллос.
И Дом Меларн предаст меня.
Божественное сияние замерцало и померкло.
Квили вздрогнула. Она стояла посреди леса, перед чашей, связь с богиней прервалась. Жрицы, помогавшие ей провидеть, сидели на земле, уже одетые. Снег припорошил их волосы и плечи, и он продолжал падать. Вставало солнце, кроваво-красное пятно среди облаков на востоке. Много времени прошло с того момента, как Квили установила связь с Эйлистри, и рука, сжимающая край чаши, была засыпана снегом. Она стряхнула его и вздрогнула.
Что-то было не так. Она чувствовала это по сосущему ощущению в животе. Обратившись к чаше, она произнесла новое заклинание провидения. Куда более простое, по крайней мере, оно было направлено к тому, кто находился на Ториле, а не в неких глубинах Абисса. Целью его была Верховная Мать одного из знатных Домов Мензоберранзана — жрица Ллос. Квили наклонилась поближе и увидела,
Почувствовав, что Квили следит за нею, жрица Ллос с вызовом уставилась на наблюдательницу. Грубый хохот, счастливый и свирепый, донесся из чаши, и жрица начала магическую атаку.
Квили хватило увиденного.
Одна из жриц Эйлистри, ожидавших вместе с Квили, поднялась на ноги.
— Леди Квили? — окликнула она. Голос ее был робким и неуверенным. — Что-то не так?
Остальные жрицы тоже встали, одни напряженно шептали молитвы, другие молчали, со страхом ожидая. Квили закрыла глаза. Плечи ее бессильно поникли.
— Халисстра потерпела поражение, — сказала она им. — Ллос жива. Ее Молчание окончилось.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Месяц уктар, Год Восставших Эльфов (1375 DR)
К'арлайнд стоял, заложив руки за спину, на краю того, что было некогда широкой улицей из кальцинированной паутины. По ту сторону огромной пропасти он мог разглядеть неровный выступ, место, где улица соединялась с противоположной стеной. Такие же выступы усеивали стены над и под ним. Город, занимавший огромную пещеру, состоял более чем из сотни ярусов. Эта некогда замысловатая каменная паутина валялась теперь никчемной грудой глубоко внизу, вместе с обломками дворцов, храмов и академий, свисающих с нее, будто сверкающие подвески. Магическое сияние, которым был напитан камень, отнюдь не угасло, погребенное под коростой плесени и грибов, наросшей за три года, прошедшие с падения города.
Он передернулся. Воздух был холодным и сырым, его увлажняла беспрестанно струящаяся по стенам пещеры вода. К'арлайнд вырос в Чед Насаде, но за сто прожитых лет так и не привык к здешнему климату. Он чувствовал, как холод пробирает его до костей.
Чед Насад был когда-то домом для почти тридцати тысяч дроу. Из этого множества их осталась, быть может, одна десятая, они цеплялись за существование среди развалин, пытаясь спасти то, что не сожгли дергарские бомбы с каменным огнем. И сражались. Постоянно сражались. Лишь горстка — сотня или около того — знатных Домов пережили падение города — Домов наименее влиятельных, чьи цитадели располагались на самых непривлекательных, наружных границах паутины, возле сырых стен пещеры. Они без конца ссорились друг с другом, неспособные объединиться в союз, который мог бы вырвать то, что осталось от города, из рук Жазред Чольссин, нынешних хозяев Чед Насада.
Где-то под этой темной грудой камней лежат обломки Дома Меларн. Он пал первым из знатных Домов и увлек за собой изрядную часть города, прилегавшую к нему, после того как Мать Дома Меларн — мать К'арлайнда — погибла от рук тех, кто был ниже ее. Это убийство ввергло остальные одиннадцать знатных Домов в грызню между собой, сделав их неспособными противостоять дергарской угрозе.
— Разделенные, мы погибнем, — пробормотал К'арлайнд.
Он поднял левую руку и вгляделся в знак Дома, который носил на широком кожаном ремешке на запястье. На овальном алмазе был вырезан символ Дома Меларн, рельефный знак, отдаленно напоминающий схематическое изображение человеческой фигуры, с изогнутыми руками и поднятой, словно в танце, ногой. Знак этот теперь потерял всякий смысл. К'арлайнд был единственным уцелевшим из его Дома, и он был мужчиной. Поскольку наследование и титул передавались по женской линии, он не мог предъявить права на какую бы то ни было собственность, спасенную из развалин его былого дома. Беспомощный, он должен был смотреть, как ее разграбляли другие.