Жертва
Шрифт:
– Аминь твоей благодати! – И народ поспешил приложиться к священным знаменам и реликвиям. Главный жрец поднял руки к небу. Тушины благоговейно пали на колени. Из рукавов главного жреца вылетели два белых голубя.
Деканозы громко возвестили: божество в образе голубей присутствовало на торжестве и вдохновляло главного жреца.
Белые пятна таяли в синеве.
Народ восторженно приветствовал улетевших голубей.
Деканоз взял горящий уголь и сжег клок шерсти на лбу каждой овцы, обреченной в жертву. Послышалось жалобное
Георгий подошел к хевис-бери.
– Марш-ихвало! – приветствовал Георгий главу народа. – Ходи невредимым!
– Георгий Саакадзе! – пораженный, вскрикнул Анта Девдрис.
Тушины на миг окаменели. Широко раскрытые глаза не мигая смотрели на виновника гибели тушинских витязей в Греми. Крестились: может, это наваждение? Может, это Мегой? Некоторые похолодевшими руками дотрагивались до жертвенника, другие невольно хватались за оружие.
– Марш-ихвало! – громко повторил Георгий. – Я к вам в гости пришел.
Тушины отдернули руки от оружия, словно прикоснулись к раскаленным углям.
– Если в гости пришел, садись на почетное место, – сказал Анта Девдрис.
Тушины молча расселись вокруг, и пир начался.
Георгий взял щепотку соли и крестообразно посолил лепешку. Тушины исподлобья наблюдали за Саакадзе, удивляясь знанию тушинских обычаев.
Громко восхищался Георгий скачкой джигитов, меткостью стрел и плясками.
Анта Девдрис выбирал лучшие куски для гостя и до краев наполнял чашу.
Молодые витязи, засучив рукава, метали кинжалы в кожаный щит, висевший на далеком дереве.
Георгий взял у Мети, младшего сына Девдрис, лук и, натянув тетиву, метнул стрелу. Высоко парящая птица оборвала полет и, перевернувшись в воздухе, камнем упала на жертвенник.
Деканозы встрепенулись. Они оживленно истолковали такое падение птицы как хорошее предзнаменование. Лица тушин посветлели.
Нысытившись трапезой и увеселениями, деканозы поднялись и, оканчивая праздник, величаво обошли вокруг жертвенника и вернулись к народу.
Поднялись и остальные. Торжество закончилось, народ расходился по саклям. За Анта Девдрис и Саакадзе на почтительном расстоянии следовали группы тушин. Эрасти на поводу вел коней.
Только сейчас Георгий спросил – почему праздник в будничный день.
Анта Девдрис сурово взглянул на Саакадзе:
– Два года назад тушины хотели спуститься на помощь царю Теймуразу, но вероломный шамхал вторгся в Тушети. Давно хотели отомстить, все было некогда: четыре войны с негойцами и чарильцами и три набега закончили. Сейчас празднуем победу и над шамхалом. Передай шаху: большая дань и многочисленный скот достались тушинам в добычу.
– Передам, если когда-нибудь встречусь. А много у вас убитых? – переменил
– Убит только один, остальные пали в честном бою. Бедный Ите, – вот идет, сын его бежал и убит врагом.
– Убит сын? – Голос Георгия дрогнул. – Но Ите у жертвенника пел и веселился!
– У нас не оплакивают трусов, – холодно сказал Анта, – и выражать сожаление родственников о смерти труса считается оскорблением.
– И я бы оскорбился, – сказал Георгий, остановившись у дверей, на которых синели прибитые кисти человеческих рук. Георгий не скрывал восхищения.
– Храбрец, добывший такие славные трофеи, достоин носить имя витязя!
– Это дом хелхоя, сын его пал в бою. Вот отважные воины оказали честь родным павшего. Мой младший сын тоже убил пять шамхальцев, ему пятнадцать лет, а он уже трижды дрался с врагами. Сыновья наши дружили, потому мой сын восемь кистей прибил к дверям родителей храбреца, а к моим две кисти, но я не обеднел… Старшие сыновья пригвоздили двадцать шесть, вся дверь украшена вражескими кистями.
– Ты счастливый, Анта… И мы любим нанизывать на плетни головы врагов.
– Головы врагов тоже хорошее украшение, – вежливо заметил Анта, – а как, солите?
– Просаливаем немного, лучше сохраняются.
Георгий знал обычай тушин: о важном не беседуют на ходу. Надо покорно подчиниться закону гостеприимства.
Каменная башня возвышалась над богатой саклей. Семья Анта Девдрис радушно встретила гостя. В честь Георгия зарезали корову. Задымился очаг. Спешно готовили разные кушанья.
Молодые дочери Анта внесли подносы. В чашах краснело вино и пенился ячменный налиток. Девушки настойчиво угощали Георгия и Эрасти, просили выпить за их здоровье.
Так тушинки встречают гостя. Георгий залюбовался. Длинное черное платье из тонкой шерстяной ткани резко оттеняло свежую белизну лица, оживленного румянцем и черными красивыми глазами.
Георгий скользнул по пестрому поясу младшей, туго перетянутому на гибкой талии.
Девушка, постукивая узорчатыми читами, обтягивающими стройные ноги, просила гостя еще выпить чашу вина.
Георгий незаметно остановил взгляд на унизанном серебряными пластинками и разноцветным бисером нагруднике. Девушка, вспыхнув, отвела глаза. На белоснежной шее зазвенело ожерелье, в ушах беспокойно качнулись серьги.
"Если в бою уцелею, непременно женю Даутбека и Элизбара на дочерях Анта, – подумал Георгий, – верность тушинок будет лучшей наградой для «барсов».
Внесли кушанья. Анта поднялся и стоя стал угощать Георгия. Только после долгих просьб и уговоров Анта согласился сесть и разделить с гостями ужин.
Георгий мысленно пожалел, что, уступая настойчивости хевис-бери, по горло насытился у жертвенника. Но ради успеха дела решил есть, насколько хватит мужества.
Девушки с еще большей настойчивостью уговаривали гостей утолить голод и жажду.