Жертва
Шрифт:
– Создавать живые краски даже великий Загребной не может.
– А вы пробовали? – спросил у Семена сзади сидящий художник.
– Несколько раз. Ничего, кроме грязной кашицы, не получилось.
– И не получится! – горячился художник, тормоша сидящего впереди наездника, словно провинившегося школьника. – Мало того что надо прочитать на эту тему десятка два фолиантов, так еще и пробовать не «раз», а хорошо, если только несколько тысяч раз!
– Э-э-э, уважаемый мэтр! Эго не по мне! – отверг такие мучения землянин сразу. – Мне порой выспаться некогда, не то что каждый свой уровень совершенствовать.
Стас
– Прошу прощения. Это я увлекся.
– Да ничего страшного, кости целы! – рассмеялся Семен. Художник ему страшно нравился, и, чтобы его опять вернуть к доверительной беседе, спросил: – Ну а если вот под руководством преподавателя, знающего все теоретические тонкости, попробовать научиться, получится? Например, у меня?
– Ну, оно и так понятно, что любое наставничество ускоряет процесс обучения. Но ведь и на это надо массу времени. Во-первых, надо изучить…
Хорошо, что подобный вопрос не был задан в самом начале пути, иначе наездники бы уснули намертво. А так в поле видимости показался комплекс зданий, ошибочно и упрощенно называемых императорским дворцом. Ну и художник потерял дар речи, уронил подбородок на грудь и смотрел не моргая. Видимо, там, где обычные люди кричали и визжали от восторга созерцания, он видел троекратно больше. А может, и десятикратно.
Такое состояние мэтра продлилось и во время семейной встречи отца со своим сыном. А потом и усилилось, когда его, буквально держа за руку, провели по некоторым анфиладам дворца. Федор на мэтра не обратил никакого внимания, приказав слуге поселить прибывшего в крыло с такими же деятелями искусства, и хоть частично показать некоторые достопримечательности.
И практически про Стаса Морью на какое-то время забыли. Короткий семейный обед, сжатый пакет последних новостей и ознакомление с духами-строителями. Тех оказалось заготовлено целых четыре особи. Двое очень напоминали муравьев, но с десятью лапами, а двое натуральные пауки, только у тех лап было еще больше, по двенадцать. Ну и размеры соответствовали: непроизвольно хотелось держаться от этих чудовищ как можно дальше. Туловище пауков – приплюснутый шар до трех метров в диаметре, а каждая лапа в вытянутом состоянии – до восьми метров. Муравьи в длину достигали четырех, а в высоту до двух с половиной метров.
– Смотрите, какие красавцы! – хвастался молодой император, с восторгом похлопывая ладонью по хитиновой броне духов-строителей. – А когда увидите, как они умеют строить, вы их на руках носить будете! Чего только паутина стоит!
Этот нездоровый восторг сына перед чудовищами из неизвестно какого эфирного слоя отцу сильно не понравился. И он не удержался от озадаченного шепота демонессе:
– С другой стороны, может, его советники и правы. Не женить его сейчас, так он впоследствии вообще о женщинах забудет. Станет смотреть на них с таким же ужасом, как мы сейчас смотрим на его любимых зверюшек.
– Это смотря какая женщина ему попадется, – с извечной женской самонадеянностью шепнула в ответ Люссия. И уже громко высказала иные сомнения: – Как нам ими управлять, более или менее понятно, а вот как мы их на корабль доставим? Сами они не летают, зато весят, небось, как тот самый носорог из Святой долины!
– Да они легкие! – прямо-таки обиделся Федор, решительно пытаясь поднять снизу брюшко муравья. При этом он не заметил, что дух с готовностью приподнял свое тело на лапах сам, угождая своему властелину, – Видите! Ну и транспортировать вы их будете в специальных шариках, наполненных горячим, сверхлегким газом. Вашим сайшьюнам только и останется, что тянуть их в специальной упряжи по небу. Согласен, полет несколько замедлится, но зато как удобно!
– М-да? – Семен тоже сомневался. – А в том горячем газе твои паучки и мурашки не задохнутся?
– Издеваешься? Да они в жерле вулкана работать могут!
– Ладно, ладно. Но тогда давай быстрей грузи этих строителей. Иначе мы на точку встречи с кораблем опоздаем.
– Можно подумать, крейсер уйдет с той точки, так вас и не дождавшись.
Уже приговаривая это, молодой император сделал какие-то пассы руками, и все четыре строителя завалились на каменное покрытие двора. Причем не просто завалились, а практически идеально сложили все свои ноги вплотную к телам, сразу становясь втрое меньше по размерам. Откуда-то прибежали с десяток паучков поменьше и живо облепили, а потом и наглухо закатали своих коллег в плотные, липкие коконы из тянущейся, как резина, паутины.
Затем задело взялись четыре гигантские гусеницы, похожие на небольшой состав шахтерских вагонеток. Они впились в коконы жвалами и стали менять свой цвет с зеленого на ярко-красный. Похоже, так вырабатывался тот самый сверхлегкий и горячий газ и по внутренним полостям жвал нагнетался в кокон, застывший до вязкости упругой резины.
Шарики получились внушительные, напоминающие вытянутые сигары дирижаблей. Но как только достигли в высоту двух с половиной метров, легко оторвались вместе с телами над каменными плитами.
– Вуаля! – Жестом руки Федор отправил уже иных пауков запрягать придерживаемые паутиной от резкого взлета шары в заготовленную упряжь. – Как вам сам процесс?
– Завораживает, – признался отец за себя и демонессу. – Но жениться, сынок, тебе и в самом деле следует поскорее.
Он уже раскрыл объятия, готовясь прощаться, как рядом появился уже знакомый слуга, которого отправляли с поручением устроить Стаса Морью.
– Ваше императорское величество, не можем ничего поделать, – пожаловался он с таким видом, словно его сейчас за нерасторопность отдадут на съедение так и оставшимся на месте гусеницам. – Господин художник в жуткой панике и в страшном расстройстве. Поселяться отказался и со слезами на глазах умоляет дать ему возможность немедленно увидеться с вами или вашим отцом.
Оба землянина недоуменно переглянулись, не понимая, в чем проблема. Но ведь легче спросить самого мэтра, чем решать по путаным объяснениям слуги.
– Давай его сюда! – скомандовал император и, когда Стас Морью предстал перед ним, раздраженно спросил: – В чем дело?
Художник выглядел более чем печальным, осунувшимся и несчастным. Хотя его бас звучал с должной патетикой и надрывом:
– Ваше императорское величество, прошу меня простить за дерзость, что осмелился появиться в вашем дворце и предложить свои услуги! Теперь я вижу, что я недостоин такой чести и сделать что-нибудь лучше из того, что здесь уже создано, у меня не получится.