Жертва
Шрифт:
— А все потому, что не хотели меня слушать! — крикнул затесавшийся в толкучку шут. Его и вправду никто не слушал.
— Государь! Я ни в чем… — издала оборванный вопль Золотинка, руки ей вывернули и она выпустила хотенчик, совершенно не сознавая, за что так отчаянно боролась. — Юлий! О-о! Помоги мне!
— Не трогайте ее! — свирепо крикнул Тучка, поднявшись на колени.
— Тучка, родной! — крикнула Золотинка, изворачиваясь.
Перекореженный напряжением мышц, Юлий бездействовал.
— Юлий!
Он пошатнулся или передернулся, словно для шага, но вместо этого обнаружил намерение упасть, то есть хватился за слабое плечо учителя.
Несколько запыхавшихся человек несли государю хотенчик как добычу.
— Ю-Юлий!
Он дико глянул и, словно обожженный призывом Золотинки, дрогнул, повернулся в чудовищном усилии всего тела, повернулся, как в вязком среде, которая оказывала ему сопротивление, и пошел прочь, разгребая руками перед собой, чтобы отстранить тех, кто пытался его остановить. Хотя таких не было — в пустоте он водил руками. И прошел мимо древка с опавшим именным стягом, прямо на людей, подавшихся ему навстречу, заполонивших собой весь майдан. Сквозь покорную толпу прошел, разгребая пустоту… Без единого слова следовала за княжичем помрачневшая свита.
Вброшенная на бочку Золотинка еще цеплялась взглядом за Юлия, но все уже было кончено.
— Государю дурно! Лекаря! Где Расщепа? Где Шист? — слышались тревожные восклицания, толпа бурлила.
И Золотинка разевала рот, словно бы что-то говорила, и вздыхала, словно бы плакала, но не было ни того, ни другого, ни слов, ни слез, — ничего не осталось.
Тучку, понятное дело, били. Врезали тут по сусалам и Тучкиному напарнику, который закрывался руками, не делая ни малейшей попытки разъяснить ошибку. И еще несколько пар случившихся на майдане кандальников пустились бежать, не ожидая торжества правосудия.
Когда ретивые распорядители расшвыряли народ, раздвинули его до пределов прежнего круга, майдан оголился. Не стало Юлия, не было Новотора Шалы и полдюжины приближенных. Бесследно пропал скоморох. Затолкали куда-то Тучку с его ни к чему не причастным напарником. Между делом сечевики успели разобрать сваленные курганом кафтаны. Исчезли даже валявшиеся без призора кандалы для хотенчика.
Всех вымело.
Старшина стоял посреди майдана, властно расставив ноги. Подобрал напоследок брошенную шутом палочку, которая служила ему лошадкой, и зашвырнул ее к чертовой матери. Это оказалось не далеко.
Золотинку перестали держать, она опустилась на бочку и тронула на щеке синяк. Наверное, ее тоже ударили. Кто-то ее ударил. Но мелкую эту подробность она не помнила.
Круг восстановился. Долго и невразумительно, прикрывая ладонью красное ухо, разглагольствовал тонконогий человечек Ананья. Он стоял близко от бочки и временами косил на Золотинку мертвящий взгляд… холодные прищуренные глаза, лягушачьи губы. Золотинка переставала понимать, что он говорит, хотя Ананья, часто поминая конюшего Рукосила, выступал как бы в защиту Золотинки и уговаривал круг не торопится с выводами. Слушали его плохо и скоро начали прерывать речь выкриками и свистом.
Возбужденный, распаленный страстями круг трудно было унять рассудительными речами. Чем больше Ананья тянул и мямлил, тем большее нетерпение выказывала толпа, в которой вызревало роковое для Золотинки единодушие.
Ананья удалился, замолкнув на полуслове, словно ему было лень заканчивать. Ту же унылую тягомотину продолжал мессалонский вельможа из рода санторинов Иларио Санторин. Поседелый безбородый старец в обтянутой на брюшке, кургузой курточке, вышел на середину майдана, чтобы заверить круг, что мессалонская сторона совершенно удовлетворена полученными прежде и теперь разъяснениями конюшего Рукосила. В кругу выкрикивали что-то не весьма почтительное по отношению к мессалонской стороне, но важный старец имел спасительную возможность не понимать. Медлительность его удваивал переводчик. Мы требуем полного оправдания девицы, объявившей себя наследницей рода Санторинов, — заявил Иларио. Золотинка вздрогнула. Или полной ее казни. И опять мурашки бежали у нее вдоль позвоночника. Что он имел в виду под полной казнью? Ибо недостаток полного оправдания (так выражался переводчик из мессалонов) влечет за собой признание самозванства с помощью чернокнижного волшебства. Мы же со своей стороны не видим никаких препятствий для казни, объявил на своем изуверской языке переводчик. Оглушенная Золотинка плохо разумела, что толковал еще Иларио о намерениях мессалонов покинуть страну и расторгнуть брачный договор принцессы Нуты, если княжич Юлий не воссядет на престол законным образом.
Они ушли сразу. Когда Иларио кончил, двести или триста человек начали выбираться вон, круг выпустил чужеземцев и сомкнулся. Уставшая от долгих разговоров толпа разнузданно гудела.
Оказалось, что пришла пора говорить Золотинке.
Но что-то нехорошо шуршит в ветвях дуба. Среди вытянувшихся на цыпочки, чутко наклонивших голову мертвецов, неподвижных в своей нездешней сосредоточенности, карабкается по суку неуклюжий человек. Он тащит в левой руке моток веревки.
Задравши голову, Золотинка смотрит вместо того, чтобы говорить. Да и всем любопытно.
Человеку с веревкой неловко на высоко простертом суку, он ползет медленно и боязливо. Наконец со всеми предосторожностями усаживается верхом, спустивши ноги, и принимается за дело.
Но что он там путает? думает Золотинка. Что за безобразный узел? Там нужен простой штык. А еще лучше штык рыбацкий, которым вяжут конец в скобы якорей, — надежней всего. А удавку пропустить через беседочный, чтобы можно было потом развязать. Развяза-ать… Потом.
Золотинку обливает холодом, дыхание перехвачено, она едва находит силы вздохнуть.
Возня на суку возбуждает общее внимание, никто не торопит Золотинку, хотя она стоит зря и время идет.
Внезапно спохватившись, Золотинка требует, чтобы круг вызвал свидетелем конюшенного боярина Рукосила.
Это невозможно.
Тогда она просит, чтобы ей объяснили, в чем она виновата.
Старшина объясняет.
Золотинка слушает, напряженно закусив губу, но все равно не может запомнить.
Все совсем не так, говорит она. Как же я могу объяснить, когда все не так! Письмо принцессы Нилло! Я услышала о нем в первый раз от конюшего Рукосила. Если кто его подделал, так Рукосил. Спросите Рукосила.
— А по воде тоже Рукосил бегал? — кричат моряки с «Фазана».
— Нет, по воде бегал не Рукосил, — вынуждена признать Золотинка.
С вызывающим озноб шуршанием падает удавка и зависает на расстоянии руки от Золотинки. Неуклюжий человек на суку, исполнив свое предназначение, ползет вспять.
Золотинка стоит на бочке и молчит. Она не может сообразить, спросили у нее что-нибудь или нет. По какой причине она молчит: потому что не знает, что отвечать, или потому что ждет вопроса? Или, наверное, — приходит догадка — это они ждут, не спросит ли чего Золотинка. Со всех сторон обращены к ней лица.