Жертва
Шрифт:
— Благая царевна Жулиета! — Задубелое лицо бритоголового мужика исказилось, он зевнул судорожным ртом и не смог продолжать.
Рыдания становились стоном, сладостным и мучительным.
— Прости, Жулиета, не помни зла! Прости нас бестолковых! В сундуке крошечная малютка! Младенчи-чик!
— Злая волшебница, окаянная жена Жулио, — неумолимо продолжал шут над коленопреклоненной, мятущейся в покаянии толпой, — положила освободить юношу от заклятия за двадцать тысяч серебряных грошей. Жулио собрал до сих пор только девять тысяч восемьсот. Прошу по мере сил и достатка, кто сколько возможет, какую меру душа положит — прошу. Каждый грош дорог. Пожертвуйте на доброе дело, на освобождение несчастного юноши.
Он поднял свалившуюся с обезьяны шапочку и двинулся сквозь толпу, прочувственно повторяя:
— В меру своих сил! Душа мера! От вашей щедрости! Благодарствуйте! Благодарствуйте!
Двойные и тройные гроши, целые пригоршни монет, серебро, веское золото и даже драгоценное узорочье переполняли маленькую шапочку. Так что шут принуждены был черпать оттуда полной горстью и торопливо ссыпать в карманы, тоже, впрочем, не бездонные. В припадке исступленного умиления люди снимали перстни; покрытые шрамами сечевики освобождались от серег и, взглянув на сиротливо стриженную царевну в объятиях обездоленного царевича, на мокрые щеки девушки и шутовской рот обезьяны, снова мазали по лицу рукавами.
Тогда как обезьяне надоели лобзания и она начала ощутимо вырываться, больно цапая Золотинку. Опасаясь, что Жулио вырвется и самым прискорбным образом, отбросив приличия, даст деру по головам размякшего воинства, Золотинка не без испуга поглядывала на скоморохов — родственные объятия затянулись. Скоморохи же ничего не хотели замечать, алчный задор не позволял ни Галичу, ни Пшемыслу, двумя старшим шутам, устоять на месте, они сдернули шляпы и пустили их по кругу, понимая, что каждое мгновение дорого. И только Люба, молодая подруга скоморохов, уловила умоляющий взгляд Золотинки.
Наконец, нужно было принять во внимание и то, что старшина крутил ус, обалдело оглядываясь, но, может статься, растерянность его было не вечной.
— Царевне дурно! — вскричала Люба, бросаясь к Жулиете.
Только тогда Золотинка сообразила, что совсем не обязательно из последних сил сопротивляться головокружительной слабости. Она закатила глаза и с благодарным чувством освобождения хлопнулась наземь.
Как во сне, безвозвратно теряя смысл, Золотинка слышала все, что происходило вокруг. Снова была какая-то возня, потом ее подняли на руки и понесли.
Густые толпы народа сопровождали их до палаток. Золотинка открыла глаза в залатанном и загроможденном всякой загадочной утварью шатре. Лихо стучал на барабане заяц. А снаружи плескалась голосами людская громада.
— Скажите ему пусть не стучит, — прошептала Золотинка, когда ее стали укладывать на постель. — Бедная моя голова! Первый попавшийся заяц поднимет такой грохот! Скажите пусть не стучит.
Зайцу ничего говорить не стали, просто отняли у него барабан.
— Где он? — шептала Золотинка, подрагивающими руками натягивая одеяло под самый подбородок. — Где он? Пусть не уходит. Скажите ему пусть не уходит.
Его вернули, уразумев, что он — это не заяц, а спаситель. Темноволосый и темноглазый юноша со страстной складкой губ выразительного лица.
— Это я! — заявил юноша, в знак доказательства прикладывая к взлохмаченной макушке дурацкий колпак. — Он — это я. Меня зовут Лепель.
— Лепель, — прошептала Золотинка. — Сейчас. Сейчас я соберусь с мыслями. Дай мне руку.
Но закрыла глаза. И долго не могла справиться со своей победной головушкой, в который продолжался разброд и шатания, и какая-то давка, и ломило затылок. Кажется, она помнила только одно: важно не растерять мысли!
И однажды был день, тот или другой. Лепель сидел перед сундуком и раскидывал карты, цыкая губами. Во сне Золотинка застонала, зашевелилась она уже наяву — юноша вопросительно глянул. Она затихла и немного погодя снова приоткрыла ресницы. Темные глаза юноши живо пробегали по раскиданным картам и каждый раз он чему-то удивлялся, посвистывая и вытягивая губы.
Обозначенные без малейших неясностей губы тоже нравились Золотинке. С легкой горбинкой нос выставлял заметные, словно бы вывернутые ноздри; они не портили общего впечатления, потому что Золотинка не останавливалась на частностях. Отдельные черты, слагаясь в чистое и определенное целое, являли признаки натуры подвижной и страстной.
Да, он всегда торопится, — вывела Золотинка, наблюдая беготню сбрасывающих карты пальцев. Может, это было неправильное слово — торопится, случайное, но природное свойство, что за ним стояло, как раз и бросило Лепеля на выручку Золотинке прежде еще, чем он успел соизмерить свои силы с трудностями предприятия. И, не поторопившись, ничего, наверное, тогда и нельзя было достигнуть. Точно так же как ничего нельзя было бы успеть при точном соизмерении сил с обстоятельствами.
И это удивительное свойство — торопиться — было нечто прямо противоположное трудной неподвижности Юлия… Этот — посвистывал, хотя на губах его еще не засохли запекшиеся ссадины.
Лепель оглянулся в сторону входа и тогда Золотинка услышала голоса. На ярко освещенном полотнище парусины призрачно колебались размытые узоры листвы. А люди стояли дальше дерева. Их нетрудно было узнать: столичные лекари Шист и Расщепа. Несколько последних дней Рукосил присылал нарочного, чтобы осведомиться о самочувствии царевны Жулиеты. Рукосил выказывал озабоченность, а вместе с ним и посланные им лекари. Они всегда приходили парой и, не особенно понижая голос, перебрасывались над низкой Золотинкиной постелью вескими замечаниями. Всякий раз новыми.
Лепель поспешно убрал карты и освободил сундук, потому что другого стола в палатке не имелось. Звякнул медный таз, верно, врачи имели в виду пустить кровь.
Но Золотинка не открывала глаза: Лепель не уходил и это мешало ей посмотреть на врачей. Без колебаний скинув покрывало, они обнажили больную, кто-то взялся прощупывать сквозь тонкую рубашку живот и выстукивать грудь. Тоже самое потом повторял другой.
— Возможно, лихорадка и покидает тело, как ты верно указывал, однако осторожный врач не станет спешить с выводами, — говорил Шист немного погодя.