Жертвенный агнец
Шрифт:
— Кажется, вы совсем не удивились тому, что я хочу с вами поговорить.
— Верно, — кивнул Туффенцамер. — Меня уже слегка информировали.
Тойер удивленно вытаращил глаза:
— Кто? Друг из прежних лет? Пильц. — Это был уже не вопрос.
Туффенцамер снова кивнул:
— Он тут. Пока еще спит. Честно признаться, я подмешал ему кое-что за завтраком. Иначе он, пожалуй, опять бы слинял. Вы тут не ради него?
Гаупткомиссар растерянно огляделся. Обстановка в квартире была скорее спартанской. Мебель немногочисленная, но зато красивая, старинная. Он не обнаружил
— Вообще-то нет. Мне просто хочется больше узнать про то время. В целом. Но так, разумеется, еще лучше.
Хозяин был великодушен — не дал почувствовать Тойеру, что ждал от него большего. Между тем полицейский страшно досадовал, ведь ему не сразу пришла в голову такая мысль. Чего боялся Пильц? Отчего мог удрать, если бы встретил его?… Надо сосредоточиться на главном и не отвлекаться.
Как стало ясно еще во время телефонного разговора, Туффенцамер охотно делился воспоминаниями. Слушая его, можно было подумать, что все было не так уж и страшно. Ясное дело: те, которые потом расстреливали других, все преувеличили. В целом же — идеализм плюс чуточку юношеского легкомыслия.
Тойер пытался понять, что он собой представляет, — не получалось. Этот человек как-то не подпускал к себе близко, оставался непроницаемым.
— У меня снова встают перед глазами тогдашние бурные годы, особенно теперь, когда тут объявился Конрад…
— Как я погляжу, у вас нет никаких проблем с вашим прошлым. И сейчас вы, когда появляется возможность, охотно крутите руль. Точно?
Туффенцамер широко осклабился:
— Вы оценили все совершенно правильно. Как догадались?
— Ну, например, вы что-то добавили Пильцу в еду. На такое можно решиться лишь…
— Ах вот что… Иногда его терзают ужасные фантомные боли. Тогда он принимает морфий, хоть и без охоты, поскольку испытывает от него безумную усталость. Когда сегодня утром он заявил, что ему нужно уехать еще до полудня, я и запустил руку в его несессер. Я считаю, что ему лучше поговорить с вами.
— Почему он сбежал из Гейдельберга? Рассказывал он вам что-нибудь?
— Кто-то потребовал его к телефону, а когда Коль… — Тойер с трудом сообразил, кого он имел в виду, — передал ему трубку, там отключились. Что его так ужаснуло, он не объясняет. Что-то есть, о чем он умалчивает, но при этом ничего криминального. Я полагаю, что Конрад за свои многочисленные сроки отсидки и неоднократную смену документов просто стал параноиком. Но что-то серьезное все же там есть, ведь недаром вы здесь…
За стеклом на оконный карниз сел дрозд.
— Мне надо с ним просто поговорить. Я расследую убийство девочки, но он не под подозрением… Мне сказали, что он боится своих бывших соратников, которых предал после смены режима. Возможно ли это?
Туффенцамер покачал головой:
— Об этом мне ничего не известно. Думаю, их и так бы всех переловили. Кроме того… — он лукаво погладил свое брюшко под линялой джинсовой рубашкой, — мы состарились. С этим, полагаю, никто не станет спорить. Кофе? Шюмли? [8]
8
Шюмли — кофе
Тойер кивнул.
Дверь отворилась. Появился Пильц, еще не проснувшийся окончательно. Ему потребовалась пара секунд, чтобы узнать полицейского.
— Я хочу поговорить с вами, — сказал Тойер. — Больше ничего. Если вам угрожают, мы вас защитим. Полиция не всегда такова, какой вы ее знаете…
Пильц явно пытался что-то сообразить. Туффенцамер выжидал, облокотившись на старинный комод, и добродушно взирал на происходящее.
— Почему я столько проспал? — обратился к нему Пильц. — Боли исчезли, я не чувствую рук. Ты мне что-нибудь подмешал?
— Пару капелек, — почти как терапевт ответил хозяин, — а то ты сразу убегаешь.
— Они ведь гонятся за мной! — воскликнул Пильц и показал правой культей на Тойера. — Они заодно с теми, тогдашними. Те мне позвонили, и вот коп уже здесь!
— Успокойтесь, вы слишком раздражены, — попытался возразить Тойер. — Кто это «те»?
Пильц повернулся и бросился наутек.
— Стойте! — крикнул Тойер. — Мы только поговорим, и все!
Но входная дверь уже захлопнулась. Сыщик выскочил на лестницу и успел увидеть, как Пильц оступился и, страшно кувыркаясь, покатился вниз по ступенькам.
Неотложка увезла потерявшего сознание калеку. Тойер ухитрился придумать правдоподобную версию случившегося. Туффенцамер, при всем искреннем потрясении, которое он, вероятно, испытывал, восхитился этой ложью и превосходно подыграл ей. Его показания тоже прозвучали убедительно: мол, бедняга пошел за сигаретами и споткнулся, так как находился под действием морфия.
— Когда он придет в сознание, меня тут уже не будет, — сказал Тойер и с благодарностью принял чашку швейцарского кофе шюмли, пена на котором выглядела почти как в рекламе. — И все-таки ваша затея с морфием была не слишком удачной…
Туффенцамера волновало совсем другое.
— Вы уедете, а я-то останусь тут…
— Он явно боится полиции, — возразил Тойер. — К моему удивлению. Он не расскажет ничего такого, что может навлечь на вас неприятности. Ему кажется, что его преследуют, и подозревает нас, полицию, а также кого-то еще. При всем том он вне подозрений как по первому, так и по второму делу.
Туффенцамер склонился к нему с благожелательной улыбкой:
— Он рассказал мне, что погибла дочка Коля. Вы имеете в виду это дело? Убийство? А какое же второе?
Тойеру сделалось как-то нехорошо.
— Сожалею, но этого я не могу вам сообщить. Тайна следствия… — Внезапно его пронзило подозрение. — Отравитель! Тоже подсыпал мне чего-то в кофе?
Туффенцамер испуганно потряс головой:
— Нет-нет, что вы! Просто в чашке много кофейной гущи. Я всегда так варю шюмли!
Сыщик кивнул, не испытывая особого облегчения. Снова на него обрушилось слишком много информации. Ему требовалось побыть одному.
Уже на пороге он задал последний вопрос: