Жертвоприношения
Шрифт:
Избиение, описанное Н’гиеном, похоже скорее на предупреждение. Этакая трепка, с помощью которой говорят, что все может обернуться для тебя очень плохо, это, конечно, не предсказание, но достаточно агрессивное высказывание, чтобы его услышать.
Если нападавший (речь уже не об Афнере, Афнер остается в прошлом) не хотел убивать Анну (это не Анна, Анны здесь нет), то встает вопрос об Аннином сообщничестве (все равно, как ее зовут на самом деле), что становится более чем вероятным, почти очевидным.
Разве что истинной целью была не Анна, а Камиль.
Теперь
Что за насмешка: судьба ударит в свой гонг рукой Бюиссона, а не кого-нибудь другого.
Теперь жизнь Камиля зависит от убийцы его жены.
Анна в это время сидит на диване в доме в Монфоре, свет она не зажигает, и сумерки постепенно заполняют помещение. Мигают в темноте только датчики охраны и мобильный телефон, отсчитывающий секунды. Анна сидит неподвижно и бесконечно повторяет про себя то, что должна произнести вслух. Она чувствует, что может не выдержать, силы ей никак не должны изменить, потому что это вопрос жизни и смерти.
Будь это ее смерть, она бы сейчас приняла ее. Не то чтобы она хочет умереть, хотя она бы согласилась. Но нужно выиграть, успех находится от нее в одном шаге.
В карты Фернан играет точно так же, как живет, — он трус во всем. Боится меня и специально проигрывает, думает, мне будет приятно, — вот уж идиот так идиот. Он молчит, но видно, что волнуется. Меньше чем через час он должен вызвать в ресторан персонал и начать подготовку к вечернему приему посетителей. Повар уже появился: «Добрый день, патрон». Фернана от этого просто распирает от гордости, он жизнь свою продал за «патрона» и готов повторить подобную сделку.
Я же здесь и не здесь.
Время идет час за часом, так может продолжаться весь день, всю следующую ночь. Надеюсь, Верховен поработает на славу, его компетентность — одна из переменных, на которых я построил все дело. И ему невыгодно меня разочаровывать.
По моим расчетам, последний срок — полдень завтрашнего дня.
Если завтра в полдень дело не будет выиграно, значит смерть.
В прямом и переносном смысле.
Улица Дюрестье. Главный офис компании «Wertig&Schwindel». Холл разделен на две части: справа лифты, поднимающие к кабинетам, слева магазин по продаже билетов. В этих старых зданиях холлы просто огромные. Чтобы люди чувствовали себя уютнее, пришлось сделать навесные потолки, расставить где только можно кадки с растениями, мягкие кресла, столики и стойки с каталогами путешествий.
Камиль не проходит в холл. Он прекрасно может представить себе Анну: вот она сидит в кресле, посматривая на часы, выбирая время, когда нужно выходить ему навстречу.
Она подходила, всем своим видом извиняясь за свое небольшое опоздание: что поделать, прости, я просто не могла вырваться… При виде подобной улыбки упреки исключаются: ерунда, нашла из-за чего беспокоиться.
Задумано все было более чем хитро. Камиль понимает это, когда у лифта появляется курьер: он торопится, держит под мышкой мотоциклетный шлем. Камиль следует за ним. Второй выход на улицу Лессар. Как удобно! Если Анна опаздывала, она могла войти с улицы Лессар и сразу же оказаться на улице Дюрестье.
Здесь ее ждет восхищенный Камиль, и все довольны.
Камиль устраивается на террасе кафе на углу улиц Розре и Фобур-Лафит.
Даже если придется ждать, это хоть какое-нибудь занятие: безделье губительно, когда чувствуешь, что все летит к черту.
Камиль не отрывает взгляда от телефона. Никаких сообщений.
Наступает время окончания работы. Камиль цедит свой кофе, но взгляд его устремлен на улицу: люди с деловым видом переходят с одной стороны на другую, издалека приветствуя друг друга, обмениваются улыбками или устремляются к входу в метро, обремененные новыми заботами. Люди как люди, разные. Иногда взгляд Камиля выхватывает из толпы профиль молодого человека. Он сравнивает его с сотней подобных профилей, населяющих его память. То в поле его зрения попадает чье-то пузо: его хозяин — человек значительный, успешный. А вот девушка, еще совсем молоденькая, а силуэт уже потерял четкость, спина согнулась, в руке сумочка, она держит ее кончиками пальцев, просто так надо — надо, чтобы у женщины была сумочка, но ей это совершенно безразлично. Продолжи Камиль свои наблюдения, он бы просто растворился в потоке жизни.
И неожиданно она появляется на углу улицы Блё, останавливается в сорока сантиметрах от пешеходного перехода. Пальто цвета морской волны. Лицо женщины, кажется, сошло с картины Гольбейна «Семейный портрет», но она не страдает косоглазием, именно из-за этого Камиль, вероятно, так хорошо запомнил ее лицо. Он толкает стеклянную входную дверь, когда женщина пересекает улицу, выходит и встает у светофора. Она на мгновение останавливается, во взгляде читается любопытство и легкое беспокойство. Обычная реакция на внешность Камиля. К тому же он неотрывно смотрит ей в глаза, она делает шаг вперед, проходит мимо, как будто уже думает о чем-то другом.
— Простите…
Женщина оборачивается, наверное, в ней метр семьдесят один; чтобы ответить Камилю, ей приходится опустить взгляд.
— Простите, — повторяет Камиль, — вы меня не знаете…
Женщина, кажется, хочет возразить, но не делает этого. Улыбка у нее не такая грустная, как взгляд, но доброжелательность и печальная тональность те же.
— Мадам… Шарруа?..
— Нет, — отвечает она и с облегчением улыбается, — вы, наверное, меня с кем-то спутали…
Но не уходит, понимая, что разговор, судя по всему, не закончен…
— Мы встречались несколько раз на этом самом месте, — говорит Камиль, указывая на перекресток.
Продолжи он в том же духе, пришлось бы углубляться в хитроумные объяснения, но Камиль предпочитает извлечь из кармана свой мобильный. Щелчок, женщина наклоняется, заинтригованная происходящим. Она пытается понять, чего же он хочет.
Камиль не замечает ее движения, зато есть эсэмэска от Луи. «Отпечатки: НОП». Немногословно.
Неизвестны органам полиции. Отпечатков Анны в базе нет. След ложный.