Жертвоприношения
Шрифт:
Одни полицейские катятся по наклонной плоскости медленно, и окружающие успевают к этому привыкнуть, подготовиться. Мальваль же делает это резко, он не осторожничает.
Его арестовывают, предъявив обвинение в сообщничестве Бюиссону, на котором семь трупов, — начальству удается замять скандал. История Бюиссона настолько безумна, что пресса только о ней и говорит, эти новости сжигают все на своем пути, как пожар в тропическом лесу. Арест Мальваля практически исчезает в дыму этого пожара.
А Камиль после гибели Ирен попадает в больницу с тяжелой депрессией, он проведет в клинике не один месяц, будет смотреть в окно, молча что-то рисовать, он никого не захочет видеть, и все решат, что он никогда не вернется в уголовную полицию.
Мальваля судят, предварительное заключение перекрывает срок, и он выходит на свободу. Камиль узнает не сразу: никто не хочет ему об этом говорить. А узнав, Камиль промолчит, как будто прошло слишком много времени и судьба Мальваля для него ничего не значила, лично его никак не касалась.
Мальваль же, освободившись, исчезает в криминальной жизни. Потом его имя всплывает то там, то здесь, но не явно. Камиль то и дело встречает упоминание его имени в деле, которое ему скинул Луи.
Для Мальваля уход из полиции совпадает с началом криминальной карьеры, для которой он, кажется, был просто создан, — по этой же причине раньше он был и отличным полицейским.
Камиль лишь бегло просматривает дело, но картина постепенно выстраивается: вот первые донесения, в которых фигурирует имя Мальваля, — махинации, какие-то делишки… Мальваль чего-то ищет, ничего серьезного, но прекрасно видно, что выбор сделан, его не устроит частное агентство: у Мальваля за спиной все же служба в полиции, и он не может пойти охранником в супермаркет или стать водителем бронированного автомобиля. Его трижды задерживали и трижды отпускали. А прошлым летом, то есть восемнадцать месяцев назад, происходит ограбление с заявлением в полицию.
Натан Монестье.
Ну вот и приехали, вздыхает Камиль. Монестье, Форестье… зачем далеко ходить? Проверенная техника: чтобы ложь была правдоподобна, нужно оставаться как можно ближе к правде. Нужно бы узнать, такая же фамилия у Анны, как у ее брата? Анна Монестье? Возможно. Почему бы и нет?
Очень похоже на правду: Аннин брат Натан действительно многообещающий ученый с горой дипломов, он рано заявил о себе, но, судя по всему, достаточно напуган.
В первый раз его арестовали за хранение кокаина. Тридцать три грамма — ерунда. Он защищается, паникует, сдает Жан-Клода Мальваля.
Вероятно, тот дал ему своего поставщика или познакомил с ним… Его показания становятся все более невнятными, он от них отказывается. В ожидании суда он выходит на свободу. И очень быстро возвращается, став жертвой жестокого нападения. Естественно, никакого заявления с его стороны… Уже тогда становится понятно, что Мальваль решает проблемы с применением силы. Очевидно, что он не церемонится, заявляет о себе его склонность к нападениям с применением силы.
Деталями Камиль не располагает, но без труда угадывает основное. Дело начинает закручиваться, Мальваль и Натан Монестье становятся подельниками. Какой долг удерживает Натана рядом с Мальвалем? Должен ли он ему большую сумму? Или Мальваль его чем-то шантажирует?
В деле бывшего полицейского появляются новые имена. Некоторые из них звучат угрожающе. Например, Гвидо Гварньери. Камиль прекрасно знает, кто он такой, впрочем это не секрет. Гварньери — специалист по выколачиванию долгов. Он скупает их по низкой цене и разбирается с должниками самостоятельно. Его имя всплыло в прошлом году в связи с одним типом, чье тело было совершенно неожиданно найдено на стройке. Заключение патологоанатома было категорично: человека захоронили заживо. Умирал он в течение многих дней, было просто невозможно представить себе мучения, которые ему пришлось вынести. Гварньери, кажется, точно знает, что нужно делать, чтобы тебя боялись. Может быть, Мальваль угрожал Натану, что продаст его долг такому человеку, как Гварньери? Все может быть.
Впрочем, для Камиля это не столь важно, Натана он не знает, никогда его не видел.
Главное, что все ведет к Анне.
Каков бы ни был долг ее брата Мальвалю, платит его она. Выручает из беды. Как мать. «Впрочем, я мать и есть», — говорит она.
Она всегда выручала из беды.
И случается, что происходит то, чего очень хочешь.
— Месье Буржуа?
Номер не определяется. Камиль отвечает не сразу. В конце концов Дудушка поднимает мордочку. Женщина. Лет сорока. Голос вульгарный.
— Нет, — отвечает Камиль, — вы, наверное, ошиблись.
Но не отключается.
— Да неужели?
Ее удивлению нет предела. Она даже готова спросить, не ошибается ли он. Читает свои записки:
— У меня написано: месье Эрик Буржуа, улица Эскудье в Ганьи.
— Нет, вы ошиблись номером.
— Ладно, — с сожалением произносит женщина. — Простите…
Она что-то ворчливо произносит, но что именно, Камиль не слышит. И отключается, очень сердито.
Ну вот и все. Бюиссон оказал Камилю услугу. Камиль теперь может приказать его убить, когда захочет.
А пока что эта информация открывает перед Камилем новый коридор, но дверь в нем одна. Афнер сменил имя. Теперь его зовут месье Буржуа. Для пенсионера лучше не придумать.
Но за каждым решением идет следующее. Камиль смотрит на экран мобильного.
Он может бежать с сообщением: вот адрес Афнера. Если он там, можно его брать завтра утром, я вам все объясню. Ле Ган в таком случае глубоко и облегченно вздыхает, но слишком уж громко: он не хочет, чтобы это признание в присутствии комиссара Мишар звучало как победа. Он просто смотрит на Камиля, чуть заметно кивает: мол, ты все хорошо сделал, ты напугал меня, и тут же раздраженно: но, к сожалению, еще не все, Камиль…
Но он вовсе ни о чем не сожалеет, и никто в это не верит. Дивизионный комиссар Мишар чувствует себя одураченной: ей так приятно было прижать майора Верховена к ногтю, она заплатила за свое место, а ее лишают спектакля. Теперь ее очередь брать слово, и она начинает взвешенно, методично. Нравоучительно. Ей нравятся прописные истины, она не для того выбирала эту профессию, чтобы крутить хвостом, она — женщина добропорядочная. Каковы бы ни были ваши объяснения, майор Верховен, учтите, что я не намерена закрывать глаза… Ни на что…