Жертвоприношения

Леметр Пьер

Перед Камилем открывается коридор, но двери в нем по очереди захлопываются. Через полтора часа последняя, самая важная дверь, та, которая, по его мнению, навсегда останется для него открытой, захлопнется в свою очередь, и это будет конец его работе.

После долгой и унизительной процедуры полиция изгонит его из своих рядов. А ему предстоит решить, нужно это ему или нет. Он говорит себе, что выбора у него нет, но сам прекрасно знает, что выбирать или нет — это тоже выбор. Его затягивает в воронку, он уже не понимает, чего хочет, эта воронка бессмысленна, как замкнутая спираль.

Камиль поднимает голову. Женщина по-прежнему стоит рядом с ним, преисполненная внимания и любопытства.

— Простите…

Камиль

снова склоняется над экраном мобильного телефона, закрывает сообщение, открывает другую функцию — не та, снова щелкает по списку контактов и протягивает наконец женщине мобильник с Анниной фотографией:

— Вы ведь с ней не работаете…

Это даже не вопрос, но лицо женщины проясняется.

— Нет, но я ее знаю…

Она рада оказать услугу. Недоразумение рассеивается. Она работает в этом квартале уже больше пятнадцати лет и, конечно, знает множество людей, так как встречается ежедневно с ними на улице.

— Однажды мы улыбнулись друг другу, а потом всегда здоровались, когда встречались, но мы никогда не разговаривали.

«Просто чума», — говорила о ней Анна.

18 часов 35 минут

Анна решила, что долго она ждать не будет. Не будет, и все. Ждать слишком долго, тем более теперь еще и в доме стало страшно, того и гляди с наступлением темноты лес поглотит ее вместе с домом.

У Камиля она заметила схожие со своими жесты: он, как и она, суеверен и делает «чур меня». Например, сегодня вечером она не зажигает света, чтобы не накликать беду (можно подумать, что с ней может произойти нечто худшее), но, чтобы не наткнуться на что-нибудь, она зажгла ночник, освещающий только площадку лестницы. Именно ту ступеньку, которую разнесло выстрелом, — Камиль очень долго стоял на ней.

Когда же он наконец увидит все как есть и плюнет мне в лицо, думает Анна.

Она не хочет более ждать. Необъяснимый поступок, когда находишься так близко к цели, но как раз достигнуть цели Анне и кажется невозможным. Бежать. Сию же минуту.

Она берет мобильный и набирает номер вызова такси.

Дудушка куксится, но это пройдет. Просто ей надо понять, что у Камиля нет желания терпеть ее настроение, и она тихонько ретируется. Однажды Камиль начал было мечтать о сварливой домоправительнице, ему нужна была настоящая холера, которая каждый день убирала бы столь досконально, что приподнимала бы все столы и стулья, и готовила бы ему картошку, такую же постную, как ее задница. Но вместо домоправительницы он взял кошку Дудушку, что в принципе то же самое. Он ее обожает. Он чешет ей спинку, открывает банку с кормом, ставит на подоконник, а она наблюдает через окно за разворачивающейся как раз под их окнами жизнью канала.

Затем он направляется в ванную, очень осторожно вытаскивает из черного мусорного мешка папки, так чтобы пыль не проникла в комнату, потом переносит стянутую резинкой папку на низкий столик в гостиной.

Дудушка с подоконника внимательно за ним наблюдает. Не нужно бы тебе этого делать.

— Есть другое решение? — спрашивает Камиль.

Он открывает папку и сразу же берет в руки толстый конверт с фотографиями.

Первой лежит большая цветная, чуть передержанная фотография, на которой останки выпотрошенного тела, под сломанными ребрами какой-то бело-красный мешок — вероятнее всего, желудок и вырезанная женская грудь с бесчисленными следами зубов. На второй фотографии отделенная от тела голова женщины, за щеки прибитая к стене…

Камиль встает, идет к окну — ему не хватает воздуха. Не в фотографиях дело: на них не мучительнее смотреть, чем на те, что запечатлели мрачные преступления, с которыми

он сталкивался во время своей службы. Просто эти до некоторой степени его собственные, касающиеся непосредственно его, которые он всегда старался держать на расстоянии. Он долго смотрит на канал, проводя рукой по спине Дудушки.

Сколько лет он не открывал эту папку?

Значит, история так и началась с того расчлененного тела, найденного в лофте Курбевуа, а закончилась гибелью Ирен. Камиль возвращается к столу.

Нужно быстро добраться до конца, найти то, что он ищет, а потом тут же закрыть папку и на сей раз, вместо того чтобы хранить ее под балкой у себя в спальне… Он неожиданно отдает себе отчет, что в Монфоре месяцами спал рядом с этими фотографиями и даже не думал об этом, он не вспоминал о них даже вчера, когда всю ночь не отпускал Аннину руку, пытаясь успокоить ее. А Анна, пристроившаяся рядом, все крутилась и никак не могла заснуть.

Камиль берет в руки пачку фотографий и вытаскивает одну. На ней тоже женское тело. Вернее, половина тела, нижняя. Из левого бедра вырван большой кусок плоти, а уже почерневший шрам говорит о глубоком разрезе, идущем от талии к лобку. По его положению ясно, что обе ноги перебиты на уровне коленей. На большом пальце ноги отпечаток пальца, нанесенный с помощью чернильной подушечки.

Это первые жертвы Бюиссона…

Все они, в конце концов, приведут к убийству Ирен, но в то время, когда перед Камилем предстали сцены этих преступлений, он об этом еще не знал.

А вот молодая женщина — Камиль ее хорошо помнит — Мариза Перрен, двадцать три года. Бюиссон убил ее молотком. Камиль кладет фотографию в пачку.

А вот юная иностранка. Понадобилось время, чтобы ее опознать. Человека, который ее обнаружил, звали Бланше или Бланшар, точно уже не вспомнить, но Камиль, как сейчас, видит его лицо: редкие светлые волосы, гноящиеся глаза. Ему все время хотелось предложить носовой платок, губы тонкие, как лезвие ножа, розовая шея в капельках пота. А тело девушки было все в иле, его выбросила на набережную драга, работавшая в том месте. Поскольку на мосту скопилось несколько десятков человек, и среди них Бюиссон, который никогда не пропускал возможности испытать наслаждение во второй раз, Бланше вдруг проникся к девушке состраданием и прикрыл ее голое тело собственной курткой. Камиль не может помешать себе еще раз переложить фотографии: прозрачная девичья рука, выглядывающая из-под куртки, он двадцать раз рисовал ее.

Прекрати, говорит он себе, не упусти главного.

Он берет большую пачку документов, но случай, несуществующий случай, вот ведь упрямая вещь: прямо перед ним оказывается фотография Грейс Хобсон. Сколько с тех пор прошло лет, но он помнит текст, кажется, до запятой: «Ее тело было наполовину прикрыто листвой. Голова была наклонена по отношению к шее под странным углом, как будто она к чему-то прислушивалась. На левом виске он увидел родинку, которая, как ей казалось, испортила всю ее жизнь». Отрывок из романа Уильяма Мак-Илваннея. Шотландца. Девушка была изнасилована, содомизирована. Полностью одета, не хватало лишь одной детали туалета.

Нет, хватит! На этот раз Камиль резко переворачивает папку двумя руками и начинает листать с конца.

Меньше всего ему хочется увидеть фотографии Ирен. Он никогда не мог смотреть на них, никогда. Он увидел тело жены через несколько минут после ее смерти, это было как вспышка, после которой он тут же потерял сознание. Потом — ничего, в памяти осталось только то, что он тогда успел разглядеть. В папке же множество других — фотографии из службы криминалистического учета, из Института судебной медицины… Он никогда их не видел. Ни единой.