Жертвуя королевой
Шрифт:
Нужно было еще облить бензином и сжечь. Но я этого не сделала и теперь слышу хоть и слабый, но настойчивый голос: «Ты соскучилась по нему, Лора, ты чувствуешь? Что ты чувствуешь? Ты уверена, что больше не любишь его?».
Это было невыносимо. Я раскачивалась на эмоциональных качелях, и меня начинало мутить.
«Как может что-то остаться к нему? Как можно предположить, что я могу дать слабину и вдруг пойти к нему навстречу? Нет, такое невозможно. Тогда почему так ноет сердце? Почему я прокручиваю в голове эту сцену? Что со мной происходит?», —
«Может ли ненависть уживаться с любовью?» — спрашивала я себя. Как можно одновременно любить и ненавидеть человека? Как можно продолжать любить того, кто меня предал.
Может, это и не любовь вовсе. Так — остаточное явление. Какая-то неизжитая еще тоска по прошлому, по былым счастливым дням. Бессознательное желание вернуться в то время, когда вся жизнь была пропитана счастьем.
Женское сердце — это лабиринт, в котором лучше не заходить в тупики, ведь в каждом из них поджидает отжившее прошлое, которое может схватить и больше не выпустить.
Вот и я заблудилась в лабиринте своего сердца. И зашла в тот тупик, где спряталась и, как оказалось, еще не сдохла моя любовь к Максу. Теперь нужно вырваться из этого тупика и бежать подальше. Бежать и держаться за путеводную нить, чтобы больше не забредать в тупики. И это нить — моя ненависть к Максу.
Лучшее, что могло бы сейчас со мной случиться, если бы я вообще вышла из лабиринта. Чтобы ни любви, ни ненависти. Одно только равнодушие. Чтобы вообще ничего не испытывать. Но, видимо, судьба решила, что это для меня непозволительная роскошь.
Глава 10. Что такое любовь
Я как-то дожила до окончания рабочего дня. Позвонил Назар и предложил встретить, подвезти до дома.
Я согласилась. Это неправильно, я знала, но, боюсь, если бы не предложения Назара, кто знает, удержалась ли я от… Меня рвало на части. От желания, от ярости, от боли, от отчаяния, что нельзя забрать у родителей дочь, схватить ее в охапку и уехать в неизвестном направлении.
Не хотелось сегодня оставаться одной. Остаться одной, значит, снова прокручивать в голове сегодняшний день, значит, отдаться буре, а я не могу, я не могу, не могу!
— Лора, ты взвинчена, что случилось? — спросил Назар, заправляя мне прядь за ухо. Прикосновение заставило мою грудь резко подняться, дыхание сбилось. Это продолжалась реакция на Макса, но Назар, похоже, принял это на свой счет. Он тут же обхватил ладонью мой затылок. Я шумно сглотнула. Назар поцеловал меня в щеку, но его запах, его губы — не Макс. И я дернулась.
Назар тут же резко отстранился, убрал руку. Я боялась взглянуть на него. Он понял.
— Значит, снова бывший муж, — сказал он, усмехнувшись.
За весь путь он больше не сказал ни слова, ехал, глядя на дорогу.
Я поглядывала на него. Резкие черты лица, борода, выбритая голова — он был мужественен. Руки, лежащие на руле, сильные. На него могут пачками вешаться женщины. Зачем он со мной, не получая от меня ничего? Мне пришла в голову
Меня удивило, что почти ничего. Он умудрялся обходить стороной рассказы о себе, а я эти два года настолько закрылась от всех человеческих переживаний и погрузилась в выживание и поиск самой себя, что мне в голову не приходило рассуждать о нем.
Мы подъехали к моему дому, и мои мысли прервались.
Назар повернулся ко мне и сказал:
— Когда ты на меня так смотришь, и особенно, учитывая, как долго ты на меня смотришь, меня начинают одолевать сомнения в том, что ты настолько безразлична ко мне, как хочешь это показать. Мне. Или самой себе.
— Я… Назар…
— Не надо, Лора. Твои оправдания я уже давно вызубрил наизусть.
Заметив мои сомнения, тенью мелькнувшие на лице, он добавил:
— Сегодня я не собираюсь оставлять тебя одну, что бы там не говорила. Ты сегодня не в состоянии принимать решения. И чтобы тебя успокоить, замечу, я ни на что не претендую.
Это подкупало. И то, насколько Назар был настойчив. Будто он почуял соперника в моем бывшем муже и решил действовать наверняка. При этом он не позволял испытывать к нему жалость. Нет, ничего такого. Слишком уж он был продуманный и уверенный. И даже его осторожное ожидание моего внимания выглядело неким хитрым ходом.
Снова приходили в голову слова Макса: «Он не тот, за кого себя выдает».
Назар достал из багажника пакеты. Значит, у него не было сомнений, что сегодня он будет у меня. Мы поднялись, он по-хозяйски вошел в квартиру и направился на кухню.
— Отдохни пока, у тебя час, я сооружу нам ужин, — крикнул он из кухни.
С этим новым Назаром я не была в безопасности. В женском смысле. Он был нацелен на победу. А я должна расслабиться в ванной. Хм. И тем не менее, я набрала ванну и улеглась в горячую воду. Меня как-то в миг окутала горячая пенистая вода, и я ощутила, насколько была напряжена весь день. Тревога понемногу отпускала, этот день сопротивляясь, но растворялся, оставляя меня в покое.
И вдруг ни с того, ни с сего, я расплакалась. То ли жалея себя, то ли еще что. Я никак не могла понять, отчего плачу: от того, что произошло, или от того, что не произошло. От того, что было или, может, от того, что еще будет.
Какое-то предчувствие не отпускало меня. Не такое, как тогда, когда в сердце застряла игла, а дальше произошла катастрофа. Здесь было не ощущение катастрофы, а чего-то такого, после чего моя жизнь снова изменится.
Словно я стояла на пороге очень значимых для меня событий. И эти события не обязательно будут приятными.
Не хотелось ничего чувствовать, ничего предчувствовать. Хотелось покоя и хоть какой-то передышки. Наверное, потому я плакала. Потому что была в ловушке. Макса. Назара. Они просчитали и все продумали. У них были планы, у них была цель — я. Я ощущала себя частью чьего-то замысла. Не своего собственного.