Жертвы осени
Шрифт:
Стоило открыть книгу – и все, собственная жизнь переставала быть важной, появлялась другая, та, которую проживали выдуманные кем-то герои, и Ева вместе с ними.
Читала она очень много, но денег на книги, конечно, не хватало, и она постепенно записалась во все городские библиотеки, там и проводила дни. Библиотекари знали ее по имени, всегда откладывали пару книг из новых поступлений, чтобы Ева могла прочесть их первой.
Особенно она подружилась с Еленой Фридриховной Вайс, пожилой немкой, работавшей в библиотеке за пару остановок от дома Евы. Старушка
– Понимаешь, деточка, – рассказывала она Еве, пригласив ту как-то на чай в небольшую подсобку, – я ведь в Германии не жила никогда, родилась и выросла здесь. И отец мой тоже туда не стремился, хотя родом был из Дрездена. Рассказывал много, а вот уезжать не хотел, даже когда появилась возможность. Ну а раз папа не хотел и предпочел умереть здесь, то куда я-то поеду? Здесь дом, здесь могилы родителей – а там что? Чужая земля? Нет, человек должен жить там, где родился.
– Говорят, что это неправильно, – заметила Ева. – Мы ведь не деревья, чтобы всю жизнь на одном месте…
– Вот то-то и оно, что не деревья… Никаких корней не признаете, – пробурчала Елена Фридриховна. – Обрубили все лопатой – и на новое место. А там приживетесь ли? Кто знает?
– Но ведь ваш сын и невестка прижились.
– Говорят, что прижились. Но кто знает, как оно на самом деле? Мой сын привык не расстраивать меня по пустякам, так что не скажет ничего, даже если ему совсем невыносимо. Да и если разобраться – что их здесь удерживало? Это я так, ворчу по-стариковски, но понять могу. Когда погибла Адель… – Она поднесла к глазам кружевной платочек и умолкла.
Ева знала, как погибла внучка Елены Фридриховны, но предпочитала эту тему не развивать – ей самой становилось хуже, потому что наваливались воспоминания.
Адель была третьей жертвой Бегущего со смертью, и Ева втайне думала, что старушка просто узнала единственную свидетельницу, сумевшую выжить после нападения, и теперь ассоциировала ее с погибшей внучкой, перенеся на Еву ту любовь, что могла бы дать Адели. Но Елена Фридриховна никогда и ничем не дала ей понять, что знает, кто такая на самом деле эта незаметная читательница, приходящая в библиотеку практически каждый день. Она приветливо улыбалась, вытаскивала из ящика стола очередную новинку и заговорщически подмигивала, протягивая ее Еве:
– Сама еще не читала.
Ева бережно брала книгу двумя руками, прижимала к груди и уходила в самый дальний угол читального зала, забивалась за стол и принималась читать.
Иногда Елена Фридриховна приносила какую-то домашнюю выпечку – и тогда приглашала Еву на чай и обсудить что-то из прочитанного. Если в читальном зале никого не было, они разговаривали прямо там.
Ева, заметив, что старушка-библиотекарь очень любит зефир, тоже старалась сделать ей приятное и приносила коробочку. Елена Фридриховна сперва отнекивалась – видела, что Ева живет очень трудно, лишних денег явно не имеет, но Ева однажды расплакалась от обиды: она ничего больше не могла сделать для своей пожилой подруги, та отказывалась от
Старушка, поняв причину слез, перестала отказываться от подарков, и Еве стало чуть полегче – теперь они были как бы на равных.
Постепенно она смогла рассказать Елене Фридриховне о том, что много лет лечилась в психиатрических больницах и не надеялась оттуда выйти, но о причине своего состояния умолчала, на это душевных сил не находилось, да и лишнее упоминание о трагедии внучки тоже не принесло бы ничего хорошего.
Елена Фридриховна вопросов не задавала и никакого ужаса на ее лице не появилось, как бывало, если кто-то из случайных людей вдруг узнавал такие подробности.
– А хочешь, Евочка, я тебя попробую в библиотеку помощницей устроить? – вдруг предложила она в один из Евиных визитов. – Я ведь тут на хорошем счету, раньше вообще заведующей была, это потом уж по возрасту сама попросилась в простые библиотекари, мне здесь проще, да и люди кругом, а не бумажки-отчеты. А ты бы мне помогала. Денег, правда, много не платят, но ведь хоть что-то.
Ева, конечно, обрадовалась, но постаралась не обнадеживаться слишком: скорее всего, узнав о ее прошлом, заведующая просьбу отклонит, как бывало в самых разных местах, куда Ева пыталась устроиться.
Но в библиотеку ее взяли, и от радости Ева несколько дней ходила с улыбкой на лице – впервые в жизни у нее что-то получилось, пусть и не без посторонней помощи. И случилось это как раз вовремя: Ева напряженно ждала продолжения истории с пересмотром дела Бегущего со смертью и сходила с ума от ужаса, а теперь у нее останется куда меньше свободного времени для тяжелых мыслей и появится какое-то занятие, требующее внимания и сосредоточенности.
Вадим, которому она, разумеется, сразу же об этом сообщила, был рад не меньше:
– Ты просто обязана меня познакомить с этой Еленой Фридриховной. Я должен поблагодарить эту библиотечную фею – она сделала то, чего не смог я.
– А чего ты не смог?
– А ты не заметила, как изменилась? Ты ведь улыбаешься.
– Да? – удивилась Ева, на самом деле не заметившая произошедших перемен.
– Конечно! И у тебя ожили глаза. Так что я в долгу перед твоей знакомой.
Она на самом деле их познакомила. Вадим приехал к закрытию библиотеки и повел их в кафе, где за кофе и пирожными развлекал Елену Фридриховну байками из студенческой жизни.
Ева сперва вела себя настороженно – она очень просила Вадима не касаться в разговорах темы о Бегущем со смертью, но вскоре расслабилась, поняв, что Резников вовсе не собирается о нем говорить.
– Очень милый человек, – заметила назавтра Елена Фридриховна.
– Вадим? Да, он очень хороший. – Ева снова незаметно для себя улыбнулась.
– И что же – он тебе нравится?
– Нравится? – словно пробуя слово на вкус, удивленно переспросила она. – Я даже не думала… он мой врач…
– А врач не человек, что ли?