Жест Лицедея
Шрифт:
— Мам, распорядись, пожалуйста. Наш ночной гость хочет пить, — я обернулся к Ирине.
И она, и Наташа были поражены происходящим, хотя беседа только начиналась. Мне следовало протопиться: «Откровения» действенны минут пять — десять, потом вероятность обмана возрастает по нарастающей.
— Сейчас водички принесут, — я снова повернулся к Кулиеву. — Напомни, где ты должен был встретиться со мной по заданию Троцкого?
— В порту. У дверей в «Добрый капитан», — он даже изумился странности вопроса и, покосившись на Лаврика, от чего-то нахмурился и скривил рот. Затем повторил: — Шайтан, черт дери!
— Да, точно, точно. Память
Он недолго молчал, поглядывая по сторонам, морща лоб. Потом выдал:
— Должен пообещать, что отведу тебя к девушке, которую ты любишь. Еще дать тебе пакет с грибами.
— Ах, ты скотина! — сердито прошипела позади Наташа.
Я затылком почувствовал ее злость. Откуда мне было знать, что у сусла имелись еще какие-то виды на женский пол? Это казалось бредом, но именно так озвучил Бабаш под действием «Откровения». Спросить его, что за девушка? Это важно для понимания ситуации в целом! С другой стороны сзади в трех шагах стоит Наташа, и при ее неадекватности можно отгрести по затылку чем-нибудь очень тяжелым. Но я спросил:
— Напомни, какая еще там девушка? Я никого не люблю, кроме двух дорогих мне дам моей семьи.
— Такая девушка. Как можешь не помнить? — он искренне удивился. — Девушка, что в журнале на лошади.
— Ах ты просто про девушку на картинке, — этот скользкий вопрос я решил немного отодвинуть в сторону и переключил внимание на другое: — Дальше, что ты должен был предпринять по отношению ко мне?
— Зайти с тобой в «Веселый капитан», напоить зельем из склянки, чтоб ты уснул, — Бабаш завозился, наверное, пытаясь хоть как-то размять затекшие руки. — Все, давай, заткнись, шайтан! Мне не нравятся эти вопросы! Не хочу говорить!
— Дальше! — настоял я.
— Я не хочу говорить! — его морда выражала мучение, он поморщился, но все же сказал: — Должен был, передать тебя человеку в серой рубашке с газетой «Знамя Сталина». Человек второй раз приходит — тебя все нет, — произнес он с раздражением. — Он злится, и Григорий Матвеевич сердится на меня и на тебя.
— Ах, ну да, конечно, конечно… — я понимающе закивал. — Эт чего же я такой нехороший? В порт не иду? Не спешу зельем напиваться, чтобы вырубиться? А…
Прежде чем я успел задать очередной вопрос, азиат ответил на мое пустозвонство:
— Уж, не могу знать, чего ты не идешь. Сам говорил, что девушка очень нравится. На все готов, чтоб с ней повидаться. О любви с ней мечтал, но нас за нос водишь, не идешь. Шайтан ты! Черт тебя дери! Всех ты очень разозлил! Приходится самим к тебе в гости!
М-да, как-то неловко вышло. И снова возвращаться к вопросу, что за девушка в журнале сейчас стало неуместным. Хотя мысль мелькнула: девушка в журнале на лошади… Уж не о журнале «Райская Империя» речь, где статья о Светлане Троцкой. На том портрете она как раз на лошади. Может журнальчик вместе с грибочками был частью их плана. Да еще какое-то приворотное средство для верности готовили суслу? Хотя какое там приворотное? Этой прекрасной валькирии не нужны никакие средства, чтобы очаровать собой даже с журнальной страницы. И в журнале на самом видном месте ее имя: Троцкая Светлана Григорьевна. Чего он ее просто «девушкой» называет? Но пока в сторону эти мысли. Время тикает, нужно выяснить главное.
— Зачем требовалось меня поить зельем
— Ты глухой? — возмутился азиат. — Я сказал, поить зельем, чтобы ты сильно уснул. Потом они сразу бы тебя в «Ласковый ветер» пассажирским порталом или в ящике грузовым. В Москве давно ждут!
— Ах, вон как, меня посылкой в Москву. Теперь главный вопрос: зачем я Троцкому? — я даже чуть напрягся, от важности момента.
— Это не ко мне. У самого Троцкого и спрашивай. Или у Светланы Григорьевны, если она тебе так мила, — он усмехнулся, обнажая редкие желтые зубы.
Вот и облом. И сто пудов, сейчас он не врет. Не посвящал его Троцкий в этот вопрос. Но кто девушка, в портрет которой сусел влюблен, теперь совершенно ясно. Никифор Тимофеевич поднес воду в стакане. Игнат взялся поить пленника, вливая тому по глотку в рот.
— Давай, говори как на духу: Ирине Львовне и Наташе Разумовским какая есть угроза? Что относительно их приказывал Троцкий?
— Не нужны они мне. Главное, чтоб не мешались, — он сердито зыркнул в сторону Ирины.
— А кому нужны? Какие планы у Троцкого на них? — я встал, подходя к нему.
— Не знаю. Меня это не касается, — сейчас он не врал, я это чувствовал, но действие «Откровения» уже теряло силу.
— Что тебя связывает с Троцким? — нужно было поторопиться с вопросами.
— Общее дело в Фергане и Анталье. Он помогает мне, я ему, — безразлично отозвался Кулиев.
— Точнее? — я остановился в шаге от него.
Он искоса глянул на меня. На его морду наплыла гримаса недовольства. Затем процедил:
— Пошел нах…й. Не твое дело, щенок Шайтана.
Наверное маг, должен держать себя в руках, но меня его слова задели, и я изящно и сильно исполнил као тронг. Зарядить коленом по еб…лу связанному, беспомощному человеку, конечно, подло. Но чего было хамить? А с другой стороны: ночью, когда люди тихо-мирно спят, врываться в чужой дом с оружием и алхимическими штучками, не подло?
Залившись кровью, Бабаш лишь скрипнул зубами — на очередное оскорбление он не решился.
— Сученок, ну ты хоть сейчас понимаешь, что не с тем связался? — вот теперь я почувствовал себя королем ситуации. А удивленный, даже восторженный возглас Наташи, и вовсе вдохновил меня так, что я едва не воспарил. — Даже если тебе сейчас развяжут руки, я тебя превращу в пепел, раньше, чем успеешь дернуться, — продолжил я, сверля его взглядом, хотя с пеплом я малость прибрехал. — Ты нам больше не нужен. Теперь можно тебя отправить в ад. И если я убью тебя, у жандармов не будет вопросов — все здесь подтвердят, что была самооборона. Желаешь прямо сейчас к чертям на свидание?
— Нет, — не сразу отозвался Бабаш, пытаясь осознать, что так круто поменялось в прежде глупом мальчике, справится с которым казалось проще простого.
Когда мы вышли с гостиной, я отвлек Ирину в сторону и сказал:
— Твой Лапин случайно не имеет хороших связей в жандармерии?
— Я спрошу. Давай сейчас же направим Никифора Тимофеевича чтобы скорее попросил его к нам.
Она было направилась ко дворецкому, но я остановил:
— Штука в том, что жандармы его быстро отпустят. Троцкий это легко решает, — уж знал я по прошлому неприятному опыту. — Если Бабаш снова окажется на свободе, то нас ждут беспокойные дни. Нужно его как-то изолировать, пока мы не улетим в Москву.