Жесть
Шрифт:
Павел наклонился к нему.
— А есть какая-нибудь карта? Вообще, как это все устроено?
— Ну, у нас только самая общая — главные улицы, магазины. Там у них кооперативы какие-то раньше были, правления…
— М-да… Войска, что ли, вызывать? Тоже ведь — такая возня…
Пейзаж под ногами резко поменялся. В многоцветные прямоугольники врезался жуткий черный зигзаг — и дальше пошла сплошная чернота. Вертолет влетел в зону пожара, случившегося здесь позапрошлым летом. Торчали угольные ребра домов, как скелеты вымерших животных; из усыпанной пеплом земли смотрели в небо мертвые палки, бывшие когда-то деревьями. Сгорели и многие садоводства, и леса — почти треть от всей территории. Пожар начался ближе к Кузнецово, но до Рождествено, слава Богу, не дошел, — остановили… Наличие выгоревшей земли сильно облегчило дело скупщикам: погорельцы получили страховую стоимость участков и тем были счастливы. Всегда так: кому-то — беда, а кому-то — мать родная… Причину возгорания тогда установить не удалось. Может, поджог, может — нет. Темное было дело, «Комсомолка» в свое время много об этом писала…
Держась за стены, Павел шагнул к кабине и крикнул пилоту:
— Хватит, пошел назад!
Вернулся к спутникам.
— Собак заказать? — сказал он с сомнением. — Пока они этих собак притащат… можно до границы с Аляской уйти…
Он печально взглянул на Марину. В глазах его больше не было азарта погони. Пущенная в цель стрела явно теряла инерцию и скорость, опасно приблизившись к нисходящей ветви траектории.
— Он ведь не успел еще там освоиться, — подбодрила его Марина.
— Вообще — да. Либо заляжет поблизости, либо вглубь побежит. В любом случае — где-нибудь, да мелькнет…
Вертолет, заложив вираж, по прямой шел к исходной точке.
Среда, день. УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ
Лидуся Рогозина, медсестра из наблюдательного отделения психиатрической больницы им. Кащенко, проснулась оттого, что кто-то проорал ей в самое ухо:
— Подъем, сука!
Она испугалась прежде, чем открыла глаза. Запах агрессивно настроенного мужика — сразу нескольких мужиков! — шибал в нос. Этот запах невозможно спутать ни с каким другим: так пахли больные во время приступов возбуждения, так же пахли и санитары, гнувшие баранки из этих больных. Годы работы в психушке хорошо упражняют все органы чувств… «Психи вырвались! — подумала она спросонья. — Натка, дура, забыла поставить уколы… кто-то прокрутил штырь, нашел ручку, выпустил остальных…»
Ей-богу, лучше бы так оно и было.
Мужчины, обступившие ее постель, мало походили на психов. Скорее на начальников или бизнесменов: в костюмах, при галстуках… и в вязаных шапочках с прорезями, натянутых на головы.
— Сколько времени? — тупо спросила она.
Кто-то гоготнул.
— Не волнуйся, патологоанатом потом в акте напишет.
Ужасно болела голова — тут и похмелье, и утренняя нервотрепка, и все сразу. Никак не сообразить было, что делать и что говорить…
С нее вдруг сдернули одеяло.
Комичное было зрелище: почти двухметровая баба, не помещающаяся целиком в старенькой кровати (стопы вылезали), рефлекторно одергивает комбинацию… Хорошо хоть трусы не сняла и лифчик — в чем пришла с дежурства, в том и завалилась спать. Устала очень…
Она рванулась было, отчетливо поняв, насколько дело плохо. Успела вскочить, — и тут же упала лицом в постель с заломанными назад руками. На службе Лидуся справилась бы с любым взбрыкнувшим психом; силищи в ней было изрядно, ее даже Вася с Кузей побаивались, а коллеги за глаза называли «гризли»… Здесь — словно на стену наткнулась.
— Рубашку на нее, — прозвучала команда.
Три пары рук развернули женщину и всунули в смирительную рубаху. Какая изощренная ирония: ее, хранительницу спецотделения, — ТАК фиксировать! Она пыталась сопротивляться, не дать завести руки за спину; она дралась ногами, почему-то не сообразив просто заорать во всю глотку… заметила у кого-то в руках резиновую дубинку…
— Нежно, нежно! Орел приказал — не калечить!
…и тут — пушечное ядро взорвалось у нее в затылке…
За окном, через дорогу, раскинулся провинциальный стадион. За углом налево шумел проспект имени Павла Первого (по старинке — 25-го октября) — центральная магистраль Гатчины. Виды и звуки родного города, которому Лидуся отдала без малого тридцать семь лет своей незатейливой жизни, увы, не успокаивали.
Она была привязана к стулу. Это в дополнение к смирительной рубашке. Стул поставили в большой комнате, напротив окна. День был в разгаре. Поспала она всего часа два, не больше…
«Никита», — вспомнила женщина.
Мысль о сыне — как ошпарила ее.
— Ну, ты, кирпичная морда, опять дергаешься? — хлопнули ее сзади по плечу.
Днем Никита работал на стройке. Вернется домой не скоро… если ничего не случится… ох, лишь бы к этому времени все закончилось! Хоть как-нибудь, но закончилось.
Ведь не прошло еще и трех месяцев, как сына удалось вытащить из армии. Живого. Тощего, вшивого, но целого. Сберечь бы его — любой ценой…
Никого у Лидуси в этой жизни не было, кроме сына и престарелого отца. Мать-одиночка, без мужа… Хотя, муж — это тьфу! Кобели и так под ногами путаются, западают на этакую фактуру в юбке; если приспичит — на любого ошейник надеть можно. Вот с папой — проблема…
Папа тоже был привязан. И тоже к стулу. Зачем, если старикан еле ходит? Вот он — сидит возле стола, который эти подонки отодвинули к стене… Лидуся улыбнулась отцу и сказала, стараясь, чтобы голос ее не выдал:
— Папа, все в порядке. Они скоро уйдут.
Отец растерянно улыбнулся ей в ответ.
На стол зачем-то положили поднос с двумя шприцами (объемом по 5 кубиков) и резиновым жгутом. Один шприц был заполнен мутной жидкостью, второй — прозрачной. Честно говоря, эта картинка подействовала на Лидусю больше всего. Не будь она медсестрой — может, испугалась бы меньше… Жгут для чего, для внутривенки, что ли? Кому? И что за дрянь в шприцах?
В комнате отчетливо пахло сыромятной подметкой. Очень похоже на запах инсулина.
Страшные люди в комнате вдруг закопошились, зашептали: «Орел приехал… Я тебе щас врежу!.. Никаких кликух, никаких фамилий…» Из прихожей послышался бодрый тенорок:
— Ну что, тесто замесили?
— Без вас не начинаем, товарищ полковник.
Быстрые уверенные шаги. Невысокий крепыш прошел к окну и повернулся, опершись задницей о подоконник. Был он, в отличие от прочих, в камуфляже, а не в пиджаке. Только на голове — такая же шапочка с прорезями.
— Лидия Рогозина? — осведомился гость.