Жесткая посадка
Шрифт:
– Сук. Ну, сук, понимаешь? Ну, собака такая, женского рода… Их суками зовут, антилигент. И суки эти у него плодились, а потомство он держал в таких, типа, курятниках – вон, на ближнем склоне от них короба ещё стоят. Вот они до осени живут тут на всяком подножном корму – капусту морскую жрут, дохлую рыбу, ракушки всякие, нерпу убитую. А осенью, в ноябре, он собак в клетки загонял, убивал по одной и жрал всю зиму. У него подсчитано было – на зиму семьдесят собак надо, минимум. Ну, у него тут всегда больше разводилось. Когда мы приходили первым морем весной, то над бухтой от голодных псов вой такой стоял – прям бухта Плача какая-то. У евреев есть Стена Плача, понимаешь, а у собак здесь на берегу – бухта.
– Ну и чем дело кончилось? – спросил, обернувшись Ух. – Сожрали его собаки самого, что ли? Как сыщика у Швейка? Сейчас здесь вроде никакого деда нет. И домика тоже.
– Домик как раз и сожгли вместе с дедом, – сказал рассудительно капитан Василич. – Это орхоянские краболовы с хохотскими воевали, за бухты, ну, то есть за места удобные, где краба брать можно. Вот в эту войну и сожгли деда Шефтеля прямо вместе с домиком и всем имуществом. Привязали к нарам и подожгли. И домик, и склад с краболовками, кунгасами и тарой. Скучно сейчас без дедушки-то, – жизнерадостно резюмировал Василич, а закончил и вовсе неожиданно: – А может, и хорошо, что его тут нету. Сидел бы сейчас, бельмы свои в море пялил и заложил бы нас кому-нибудь, как пить дать. Гнида он был, в опчем-то… Как и все тута…
Волнение на море стояло умеренное, вдоль кромки берега не было видно белой нити наката, и можно было надеяться, что посадка на судно пройдёт довольно спокойно.
Игорь вышел на палубу и принялся разглядывать в бинокль береговые скалы. Через десять минут он показал рукой направление.
– Здесь. Правее. Ещё правее. Стоп машина.
Берег выглядел совершенно безмятежно, как выглядят обычно все штилевые берега в первые часы после восхода солнца – будто щека едва пробуждающегося ребёнка. Матрос на корме неторопливо накачивал резиновую лодку. Торопиться не было совершенно никакого смысла.
Виктор, ныне Живец
Напряжение последних дней достигло для меня апогея. Я с ужасом думал, как мне придётся выйти из-за спасительной стены скал и пройти пятьдесят метров по открытому берегу до лодки. Да и в лодке, и на самом катере нельзя чувствовать себя в безопасности. Но эти первые пятьдесят метров по открытому месту дались мне сложнее всего. С первой секунды, как только Зим вышел из расщелины, я ждал нарастающего свиста вертолётных турбин, затем шквала огня выпущенных НУРСов, и потом… Какое было «потом» для ребят из спецназа, застреленных Зимом и Егором три дня назад у горы Янранай?
Но солнце гладило розовым светом серые округлые бока валунов на пляже, тяжёлая чёрная резиновая лодка неторопливо ткнулась в берег, и оборванный, сурового вида мужичок – наверное, единственный матрос на этой посудине, мрачно сказал:
– Бывает такая погода два раза в год. Но не каждый год. Садись, геологи, только лодку не утопите…
Лодка шла медленно, её чёрные круглые борта захлёстывали брызги, и всё-таки я готов был плясать от радости – мы выиграли, мы выиграли и этот тайм! Мне всегда казалось, что каждый мужчина в душе всегда должен быть немножечко моряком. Потому что море – вот это свобода для настоящего человека!
И ещё, я внимательно вглядывался в два силуэта на корме этого утлого судёнышка и не верил своим глазам. Не верил до самого конца, пока сильные руки Уха не протянулись к нам с палубы…
Через полчаса катер, весело затарахтев двигателем, развернул за собой хвост кильватерной струи, двинулся, не торопясь, в сторону открытого моря.
– Ну и чего будете делать, гости дорогие? – хмыкнул Василич, когда мы, грязные и прокопчённые, ввалились в жаркий кубрик.
– Василич, – сказал Ух, как о чём-то давно решённом, – здесь где-то болтаются иностранные суда?
– Да их здесь как грязи. Отойди только за границу, миль на двадцать… А нужен-то какой?
– Кореец или японец. Лучше японец. Лях тоже сойдёт.
– Ага. Сбежать хотите. – Василич открыл бутылку водки и плеснул её по стаканам.
– Хотим.
– Это, ребята, будет стоить вам других денег, – рассудительно произнёс капитан. – Тысяч тридцать баксов.
– Чего так дорого? – нахмурился Ух.
– Во-первых, вы мне их всё равно заплатите, – хитро прищурился Василич. – Поэтому я вас грабить не хочу. Мне надо ровно столько денег, чтобы я мог купить себе новый катер. А то этот прямо под ногами расползтись норовит. Ну и риск, естественно… Не пограничники, нет… Погода сегодня уж больно хорошая… Два раза в год такая, но не каждый год.
– И что из того?
– А то, что хорошим это кончиться никак не может. Или шторм будет, или ещё чего… А мы сейчас от берега пойдём. Наобум лазаря. Но не совсем наобум – здесь, матросы с сейнера говорили, три японца ловят. Плотной группой. Вертолёт на борту, они подходили близко, хотели спросить, улов у них, может быть, примут – так их облетали на «вертушке». Так что включим радар и пойдём. Ну что – тридцать кусков, и по рукам?
– Ну… собственно говоря, других вариантов-то у нас нет.
– Да нет, есть, – ехидно сказал Василич. – Нас со Степаном за борт, а самим – крутиться в поисках.
– Не говори глупостей, Василич, – хмыкнул Ух. – Ты моряк, а я – лётчик.
– Ну да. И ещё – ты честняга, Ух. Как и я. Жулик, а честняга. Как ты там в буржуинии-то жить будешь? Такие только у нас и могут спасаться… и вообще, ты хорошо представляешь, что ждёт тебя на борту иностранного судна?
– Понятия не имею. А что, разве у нас есть выбор?
– Понятия не имею. Нет, выбора-то, наверное, нет.
Траулер «Сюдо Мару»,
Япония, в Охотском море
Капитан траулера «Сюдо Мару» Йошио Муто был обеспокоен. Сегодня, судя по метеорологической карте, постоянно обновляющейся со спутника, с севера мог подойти серьёзный циклон. Кроме того, с Камчатки и из узких заливов Охотского моря – Пенжинской и Гижигинской губы, вынесло значительную массу прибрежного льда, и циркуляция морского течения сейчас тащила его на юг, к Шантарским островам, прямо на позиции его маленького рыболовного флота. В довершение ко всему, на «Сюдо Мару» с борта эскадренного миноносца типа «Харуна» перелетел спасательно-транспортный вертолёт с группой сил самообороны под командованием полковника Сиро Оноши. Руководство корпорации «Ниппо Сэнтай» приказало Муто слушаться распоряжений полковника так, как будто бы они исходили от главы корпорации. Затевалось какое-то дело – судя по всему, опасное и, возможно, связанное с нарушением территориальной целостности другого государства, а это уже Муто совершенно не нравилось.