Жестокие духи
Шрифт:
«Хорошо. Не позволяй ему видеть твою боль», – Чуну одобрительно кивнул.
– Неблагодарная дрянь! Я четыре года одевал и кормил тебя и вот чем ты мне отплатил?
– Ты обо мне едва заботился, да и то делал лишь потому, что боялся признать: отец и муж из тебя никудышный! Когда ты загремел в тюрьму, мы только с облегчением вздохнули.
– Что-то я не вижу здесь твоей шлюхи-матери! – закричал господин Ан. – Чем она лучше меня?
– Зачем ты вернулся? – взорвался Джихун. – Тебе деньги нужны?
Послышался
– Вот! Больше у меня ничего нет, – заявил Джихун.
– А как же деньги, которые тебе бабка оставила? У нее их полно должно было быть. Вечно твердила: откладывай сыну на учебу! Где эти деньги?
– Нет их больше – я ими за аренду расплачивался, чтобы не пришлось жить на улице. И даже если бы что-то осталось, я бы тебе ни воны не дал.
– Ах так? И что же мне помешает их забрать, щенок? – хрипло расхохотался господин Ан.
– Хочешь узнать? – спросил Джихун.
Теперь Чуну забеспокоился. Ан старший был задиристым подонком, и, если бросаешь ему вызов, нужно быть готовым к атаке. Такие люди хуже бешеных животных, боящихся потерять почву под ногами. Кажется, подумал Чуну, пришло время вмешаться.
– Не думай, что видишь меня в последний раз, – прошипел господин Ан.
Ах, так он не из тех подонков. Он из трусливых.
Чуну услышал приближающиеся шаги и отступил в тень переулка. Дождавшись, когда господин Ан будет проходить мимо, он протянул руку и втянул мужчину за собой в темноту.
– Что за…
– Я предупреждаю тебя первый и последний раз. – Чуну отбросил Ана к стене. Тот рухнул на четвереньки. – Держись подальше от Джихуна и никогда не возвращайся.
Чуну достал из бумажника несколько крупных купюр, и господин Ан удивленно на них вылупился.
– Больше ты ни воны от нас не увидишь, так что будь благодарен и проваливай. Поверь мне, я знаю нужных людей. Стоит мне их только попросить – и твоего исчезновения никто даже не заметит. Усек?
Господин Ан бешено закивал, не отрывая взгляда от денег.
Чуну бросил ему банкноты, и те разлетелись в разные стороны.
Отец Джихуна спешно заползал на четвереньках, стирая об асфальт костяшки пальцев в попытке схватить деньги. Затем поднялся на ноги.
– Я заслужил большего за все заботы об этом мальчишке.
– Сомневаюсь, что ты когда-либо утруждал себя заботами о сыне. И не верю, что собираешься в будущем. Так что бери деньги и уходи.
Взгляд господина Ана метнулся по сторонам, как будто он задавался вопросом, есть ли у него шанс. Он бросился к бумажнику в руках Чуну, но дотянуться не успел – токкэби схватил его за запястье. Старик взвизгнул, вырываясь, на коже у него появился красный ожог.
– Что за хрень?
– Убирайся отсюда. Сейчас же. Пока я не передумал, – процедил Чуну сквозь сжатые зубы.
Господину Ану не было нужды повторять дважды. Развернувшись, он выбежал из переулка.
Чуну уставился на свои ладони. Они все еще горели от гнева. Огонь токкэби разгорался из-за сильных эмоций. И хотя у Чуну отец не был жалким алкоголиком-хулиганом, как у Джихуна, своя жизнь его заботила куда больше, чем воспитание сына. Эгоистичность господина Ана вызвала слишком много воспоминаний, которые Чуну долго старался забыть.
– Ты всегда умел произвести впечатление.
Чуну вздрогнул при звуке знакомого голоса. Он было притворился, что не услышал, но знал, что это все равно бесполезно.
Он пытался избежать этой встречи. С тех пор как на его пороге появился тот тупоголовый токкэби, утверждавший, что его послал Хёк. На самом деле именно тревога заставила его сегодня покинуть квартиру в поисках компании.
Повернувшись, Чуну увидел жнеца. Он был прекрасен. Выше даже Чуну. Стройная фигура. Изящный бантик полных губ. Густые ресницы. Алебастровая кожа, которая делала его похожим на высеченную из мрамора статую. Его красота казалась почти потусторонней. Хотя, подумалось Чуну, оно и логично: Хёк не принадлежал этому миру. Именно это изначально и привлекло Чуну к этому существу с юным лицом, но старой душой. Он напоминал токкэби о его собственных невзгодах. О его навсегда застывшем в закате подростковых лет теле и бремени вечности на душе. Хёка, похоже, бессмертие никогда не тяготило, и раньше Чуну тоже к этому стремился, пока не отказался от попыток обрести внутренний покой.
Хёк был одет с головы до ног в черное, и даже федора у него на голове попадала в тон. Будь он простым смертным, Чуну обеспокоился бы, что парень получит тепловой удар, но он знал, что чосын саджа чувствуют все иначе, даже когда посещают мир смертных.
– Что ты здесь делаешь? – Чуну попытался придать лицу нейтральное выражение. Жнецы никогда не умели распознавать людские эмоции; у них это получалось почти до смешного плохо. Но за то время, что они провели вместе, Хёк научился видеть Чуну насквозь.
– Я думал, ты будешь ждать меня. Ты ведь встречал моего посланника?
– Ну да, я заметил, как ты старался привлечь мое внимание, – ответил Чуну. – Чего ты хочешь?
Хёк неловко улыбнулся, но Чуну знал, что эта неловкость была вызвана лишь его неумением выражать эмоции.
– Мне ничего от тебя не нужно, старый друг. На самом деле я явился, потому что хочу тебе помочь.
– Как мило с твоей стороны, – проворковал Чуну так сладко, что в его голос хотелось упасть с головой. Его терпение подходило к концу. И он знал, что Хёк поймет это тонкое предупреждение.
– Похоже, что-то влияет на наши миры.
– Что-то помимо обычных ужасных болезней? – Чуну приподнял бровь.
– Что-то происходит в Срединном мире. Нечто из мира живых создает разрыв.
– В Срединном мире? – переспросил Чуну. Он провел с Хёком много времени, но так и не научился понимать мир жнеца до конца.
– Срединный мир – это место, где обитают души, прежде чем смогут перейти в загробную жизнь.
Это звучало не очень хорошо.
– Что-то вроде царства призраков? Что его может связывать с миром живых?