Жестокие духи
Шрифт:
Она подняла банку, а когда встала, мужчина исчез. Сомин могла бы поклясться, что он был там всего секунду назад. Она оглядела дорогу, но нигде его не увидела. Она даже не слышала его шагов. Она могла бы убедить себя, что ей показалось и на самом деле она вообще никого не видела, но слабый запах лакрицы все еще витал в воздухе.
– Странно, – пробормотала Сомин себе под нос, подходя к мусорным бакам.
Когда она бросила банку в мусорное ведро, по ее спине пробежал холодок. Такой явный, что волосы у нее на затылке встали дыбом. Увядшие деревья у обочины стояли неподвижно. Ветра не было, но Сомин снова почувствовала
А затем она увидела его – не пожилого мужчину, а юношу. Он как-то выделялся. Как будто ему здесь не место. Не в этом районе, а вообще в этом мире.
Может быть, так казалось потому, что он с головы до пят был одет в черное, а его голову покрывала черная шляпа с полями. Поверх костюма был накинут такого же цвета плащ; ему, наверное, было очень жарко. Но не это показалось Сомин самым странным. Она была почти уверена, что человек смотрит прямо на нее. Хотя он стоял в нескольких метрах от нее, Сомин могла разглядеть его глаза. Они были такими же черными, как и одежда, и он не мигая наблюдал за ней.
Юноша был высок, и, хотя половину его лица скрывала шляпа, облик его поражал. Бледная кожа, полные губы, темные глаза.
– Могу я как-то помочь? – поинтересовалась Сомин.
Парень наконец моргнул:
– Ты можешь меня видеть?
Сомин нахмурился:
– Да, ты стоишь прямо передо мной и пялишься, как какой-то пёнтхэ [17] .
– Как странно, – буркнул он, казалось, самому себе. Его даже не волновало, что Сомин назвала его извращенцем.
17
Пёнтхэ (кор. ) – извращенец.
Роясь в кармане в поисках телефона на случай, если понадобится звать на помощь, она захлопнула крышку мусорного бака.
– Будешь так крышками хлопать – баки сломаешь! – крикнула пожилая женщина, сидевшая напротив.
Сомин развернулась и поклонилась в знак извинения.
– Простите.
Хальмони Хван была знаменитостью в этом районе – ей было уже под сотню, а она до сих пор заведовала магазинчиком лечебного вина через дорогу от старой квартиры Джихуна. Хальмони сидела на деревянной веранде перед магазином, прикрываясь зонтиком от солнца, а из открытой двери дул холодный воздух кондиционера. Дождь ли, солнце ли, жара или холод – будьте уверены, хальмони Хван сидит на своем насесте и наблюдает за окрестностями.
Сомин повернулась к парню, но тот уже исчез. Так же внезапно, как и старик. Странный. Неужели у нее галлюцинации из-за жары?
– Вы видели того парня? – спросила Сомин у хальмони Хван, подходя к ее магазину.
– Которого из? Того милашку Чуну, который все время здесь околачивается? – Хальмони Хван поиграла бровями. – В последнее время он частенько радует своим видом мои старые глаза.
Сомин не хотела говорить о Чуну, так что она беспокойно спросила:
– Стоит ли вам сидеть на улице в такую жару?
Хальмони Хван отмахнулась от Сомин гигантским веером в руке.
– Что внутри, что снаружи. Где б я ни сидела, везде жара. А так я хоть вижу, что по соседству происходит.
Сомин рассмеялась и кивнула.
– Переезжаете? – Хальмони Хван с грустью посмотрела на дом Джихуна.
– Да, – кивнула Сомин. – Упаковываем сегодня вещи.
– Госпожа Нам жила в этом здании более сорока лет. Без нее здесь будет пустовато, хотя я частенько говорила ей, что кимчхиччигэ [18] у нее уж слишком острый.
18
Кимчхи (кор. ) – остро приправленные квашеные овощи, обычно пекинская капуста. Считается в Корее основным блюдом. Ччигэ (кор. ) – корейское рагу.
Сомин засмеялась. Хальмони Хван всегда отличалась своей прямолинейностью и честностью.
– Грустно, что мы с вами больше не поболтаем.
– Ну, ты можешь иногда меня навещать. Одно могу сказать наверняка: отсюда я никуда не денусь.
– Почему же? – полюбопытствовала Сомин. Она знала, что у хальмони Хван есть дочь, которая некоторое время назад переехала на юг, в Пусан, но хальмони Хван осталась тут.
– В молодости нам пришлось покинуть наш дом. Не потому, что мы страну увидеть хотели, а чтобы выжить.
Сомин знала, что хальмони Хван была достаточно старой и помнила объединенную Корею и ее разделение, но поняла, что никогда не слышала, чтобы хальмони говорила об этом.
– Мы много лет не могли вернуться обратно, а когда получилось, все казалось мне другим. Наверное, когда тебя выгоняют из дома, по возвращении ты будешь держаться за него из последних сил. Мне жаль, что Джихуну не разрешили остаться.
Хальмони Хван так посмотрела на Сомин, что та смутилась. Старая женщина как будто заглянула к ней в душу. Как будто увидела тайное желание, о котором Сомин никогда никому не рассказывала, – что иногда ей хотелось просто уехать. Уехать далеко, быть где угодно, только не здесь. Но она знала, что это несбыточная мечта. Куда бы она пошла? И где бы взяла на это деньги? Надо извлечь урок из слов хальмони Хван и ценить то, что есть: хорошая семья, хорошие друзья, место, которое можно назвать домом.
Из квартиры вышла мать Сомин. Поднеся руку ко лбу, она осмотрела местность и замерла, когда увидела внизу Сомин.
– Надо твоей матери найти себе кого-нибудь, – сказала хальмони Хван. – Такая красивая женщина, не пристало ей быть одной.
– Она не одна, – поправила Сомин. – У нее есть я.
– Конечно, у нее есть ты. – Хальмони похлопала Сомин по руке.
– Сомин-а! – воскликнула ее мать, перебежав через улицу. – Здравствуйте, хальмони Хван. – Она склонилась в поклоне.
– Мун Сухюн, ты выглядишь как сестрица Сомин, но никак не мать!
Мать Сомин покраснела. «Так и есть», – подумала Сомин. Ее мать всегда лучилась молодостью. Несмотря на то через что ей пришлось пройти – она забеременела сразу после окончания старшей школы, а когда Сомин была еще совсем малышкой, потеряла мужа, – она всегда была оптимисткой. Сомин удивляло, как она не унаследовала ни капли этой позитивности.
– Сомин-а, я пойду куплю чего-нибудь попить для грузчиков. Они так усердно работают, а внутри так жарко, что хоть яичницу на полу жарь. Можешь последить за всем, пока меня не будет?