Жестокие игры II
Шрифт:
Я не выдержал только, когда она сползла с моего члена и прикоснулась к его головке губами. У меня мозг и кровь схлынули вниз, так что все перед глазами поплыло, трясло всего от напряжения, потому что сдерживался из последних сил, чтобы не кончить Маришке в ротик в первый же раз. Стонал от того, как она гладила кожу на внутренней поверхности бедер и старалась взять член глубже, ласкала его языком и осторожно посасывала.
Почувствовал, как прошла под кожей волна жара, подмял мою смелую невесту под себя, вставил лом в ее узкую дырочку и жахнул со всей дури, массируя клитор и жадно трахая языком теплый ротик. Когда
Правда, мне его было мало. И я продолжил.
А моя зефирка потом ходила довольная, поглядывала на меня, думая, что не вижу этого, закусывала губку и улыбалась так, будто украла конфетку и не попалась.
Красть «конфетку» ей понравилось, а я был доволен, что она раскрывалась только со мной и только для меня. Наблюдал, как изучает свою сексуальность. Как-то даже застал ее, когда она ласкала себя пальчиками, извиваясь на постели и постанывая. Прикрыл тихо дверь и ушел в гостиную. Девочка сравнивала свои ощущения от секса со мной и наедине с собой. И я выиграл тот раунд – она вышла из комнаты возбужденная и сама отдалась в мои руки со словами «Ты лучше». И я это доказал, вбил в нее членом, зашлифовал языком и заставил выкрикнуть в момент каждого оргазма.
Шагнул с балкона в комнату, пнул за собой дверь, чтобы закрылась, сел на диван и откинулся на спинку, поддерживая мою горячую девочку под попку одной рукой, и стиснул грудь другой, захватив губами маленький сосок. Просто балдел от того, какой он нежный и сладковатый, какая бархатная кожа на груди и шелковая на ареоле. Сам себе завидовал и насытиться ощущениями и эмоциями был не в состоянии – жадно хапал и хранил все оттенки чувств, каждое прикосновение, каждый ее взгляд.
Я совершенно точно безумец.
– Мари-ина-а… – простонал, когда выпустила из себя член и, стоя надо мной на корточках, массировала его ладошкой. Она закусила губку и лукаво смотрела на меня из-под полуопущенных ресниц. – Что, моя сладкая… что ты хочешь? – притянул к себе ее за шею, лоб в лоб, взгляд в глаза, шепот в губы.
– Чтобы ты сделал мне… стыдно, – зажмурилась.
Она все еще стеснялась слишком открытых поз, и когда я смотрел на то, как член входит в ее тесную щелочку. Порочная и все еще невинная. Моя. Любимая.
Без слов унес ее в спальню, скинул халат и снял с нее футболку. Желание моей принцессы – нерушимый закон. А мне сегодня хотелось запечатлеть совсем другие картины в памяти, не те, что снились.
Развел ножки моей красавицы широко. Она там блестела от влаги, но ее половые губки были закрыты, скрывая розовую сердцевинку от взгляда, и напоминали бутон тюльпана. Покрыл живот и ножки поцелуями, подбираясь к нежной мякоти, провел языком между складочек, задержав его на клиторе. Марина отзывчиво застонала и запустила пальцы мне в волосы – аж до мурашек по хребту, потянула голову к себе ближе, подалась навстречу, еще сильнее раскрываясь. Так эротично и уязвимо.
Раскрыл пальцами налившуюся плоть и вылизал бутончик изнутри, посасывая упругий бугорок, вызывая у моей девочки стоны. Вход во влагалище пульсировал, чуть приоткрываясь, по персиковой коже пробежалась рябь мурашек. Обвел кончиком языка дырочку и вонзил его внутрь, пальцами нежно растирая влагу по половым губкам и клитору.
Маришка застонала и поднялась на локтях, я поднял глаза на ее затуманенные. Трахал языком и держал взглядом, пока не почувствовал, как мне в рот потек терпко-сладкий оргазм. Моя девочка стонала от удовольствия. Когда затихла, поднялся на колени и развел ноги еще шире, подтянул ее на себя, еще трепетавшую, направил член в мокрую дырочку, соединив «борта».
Смотрел на то, как скользит толстый, длинный ствол, раскачивал «лодочку», сложенную из наших ног, и иногда вскидывал взгляд на лицо Маришки. Она ловила его и сразу же краснела, а я медленно соскальзывал по ее телу к нашей тесной сцепке и тащил за собой и ее взгляд тоже. Набирал ритм, вбивался, как гвоздь, до упора, рывками дергая на себя бедра моей девочки.
– Ты… красивая… – сообщал стомиллионный раз, пальцем проводя по раскрывшимся на члене гладким складочкам.
И Маришка дрожала всем телом от откровенности, от бесстыдства, от моего восхищения, от наслаждения, которое дарил ей и испытывал сам. Хотелось взять ее по-животному неуправляемо, спустить себя с тормозов, и я перевернул ее на живот, снова широко развел ножки и вбивал членом в постель, лаская клитор. Рычал, расслабив ягодицы и бедра, давая собраться махровому комку, прокатиться щекотно от основания до кончика члена и выпорхнуть в красивую мокрую дырочку струей, размазать ее по гладким тесным стеночкам и вытрахать все возбуждение до искр из глаз под ее длинные стоны от нового оргазма.
– Маринка… – терся носом о ее вспотевшую шею под волосами, – я люблю тебя так, что сам себя боюсь… – шептал, потому что грудь разламывало от нежности. – На разрыв просто… Как я жил без тебя, не понимаю…
Она потерлась попкой о мои бедра и перевернулась подо мной, обняла крепко, прильнула всем горячим телом и губами к губам:
– У меня мурашки бегут по сердцу и в животе, когда ты так говоришь, – смотрела в глаза серьезно. – Я чувствую, как ты меня любишь, и иногда не верю, что это правда…
– Правда, Маришка. У меня в груди при виде тебя все дрожит, а когда тебя нет рядом, так скребется, что думать не могу ни о чем, только о тебе. Я хочу тебя всем собой каждую минуту…
Не понимал, почему мне нужно было высказаться именно сейчас, что-то горело в солнечном сплетении, что-то тревожило, как ни хотели мы оба, чтобы я забыл чертов кошмар. И я говорил и говорил, удивляясь, откуда знал столько этих слов.
– …только твой, не могу без тебя дышать – и это не фигурально, это по-настоящему… Слышишь, Марин? Я только твой, только для тебя, помни это.
– Ты как будто прощаешься… – тяжело сглотнула она, и в глазах загорелся испуг. – Что-то случилось? Ты что-то не говоришь мне, да?
Напугал, идиот. Хотя теперь и сам испытывал как-то странный иррациональный страх, как олень, почуявший, что его уже назначила жертвой стая гиен.
– Нет, зефирка моя, я приношу тебе клятву верности и любви, – целовал ее, а самого трясло от беспокойства все сильнее. – Не хочу и не могу ждать до свадьбы. Я люблю тебя, всю жизнь буду любить. Буду верным мужем и защитником… Ты – моя. Я – только твой, Мариш… – смотрел глаза отчаянно, записывая ей все, что говорю, сразу в матрицу. – Слышишь, Марин? Только твой…