Жестокий маскарад (сборник)
Шрифт:
Дед прошептал внуку на ухо несколько слов. Потом опять заговорил в полный голос:
— Там настоящий тайник, который я сделал перед тем, как навсегда покинуть Японию. В нём оружие, снаряжение синоби, деньги, золото, акции, большая часть которых сохранила и приумножила свою стоимость. Это пойдёт на возрождение клана. Ещё там список имён и адресов. Эти люди обязаны мне. Многие из них, конечно, уже мертвы, но кто-то должен быть жив. Назовись им, и они помогут тебе устроиться.
Фудо склонил голову. Старик продолжал наставления:
— Ты должен в совершенстве овладеть мугэй-мумэй-но дзюцу — скрывать свою жизнь, личность, место пребывания, умения. Изучай свиток и сохрани
— Но дзёнин — ты, — юноша, наконец, заговорил, и заговорил по-японски.
— Моё время кончилось, — покачал головой Камбэй. — Я неизлечимо болен, силы покидают меня. Я могу только прикрыть твое исчезновение собственной смертью. А ты, Фудо-тян, мой внук Иванэ Фудо, станешь шестнадцатым патриархом и дзёнином нашего клана. Ты назван в честь Фудо-мёо, он проявится в тебе.
— А мать? — дрогнувшим голосом спросил Фудо.
— Вы увидитесь не скоро. Лида-сан достигла больших успехов в ёмогами-но дзюцу [37] , она настоящая куноити. С ней всё хорошо. А ты вернёшься на нашу землю, в Японию, и будешь жить там.
Фудо долго не отвечал, наконец заговорил — теперь по-русски:
— Дед, моя родина здесь. И зовут меня Фёдор Юрьевич Иванов…
Камбэй протянул руку и, пошарив на шее юноши, вытащил серебряный крестик на цепочке. Несколько секунд глядел на него, потом отпустил.
37
Искусство нескольких жизней
— Россия… — вздохнул он, — Я знал, что это будет препятствием. Если цветок пересаживают в чужую почву, он становится другим. Когда я давал обещание твоей умирающей бабке, что наш сын и его дети будут крещены, я знал, что христианский Бог станет отвращать вас от пути синоби. Так бывало и в Японии… Я обещал ей, это гири… Но, — он поднял голову и посмотрел юноше прямо в лицо, — гири и на тебе. Передо мной, перед памятью твоего отца, перед основателями нашей школы. Ты должен возродить Накагава-рю. А потом делай что хочешь.
— Хай [38] , — склонил голову Фудо.
— Та девушка будет тебе хорошей женой, — добавил старик.
— Которая на меня напала? — спросил Фудо.
Лицо юноши было бесстрастно, но внутри его царило смятение.
— Её зовут Миюки, — заговорил Камбэй, — Оцу Миюки. Она внучка моего старого врага Оцу Икусукэ. Думаю, он внедрил её в СССР, когда до него дошли слухи, что я жив. Девушка тоже охотится за свитком. Берегись её, она сильна, но вы будете вместе.
38
Да (яп.)
Фудо не стал спрашивать, откуда дед это знает. Сейчас было не время обсуждать предсказания и предчувствия.
— Возьми, — сказал старый патриарх, протягивая Фудо толстую пачку стодолларовых купюр, — этого хватит, чтобы добраться до Японии. А мне пора…
Фудо вскинул голову.
— Сейчас придут чекисты, — говорил старик. — Их командир умён и упорен. Ты должен уйти. Помогать мне не надо — пусть думают, что я был тут один.
Юноша низко поклонился. Старик сбросил дзукин [39] и расстегнул ворот уваги [40] . Острый нож танто блеснул в его руке.
— Того, кто преступит Путь синоби, не защитят ками и будды. Ибо тот, кто преступает законы Неба, не найдет добра [41] , —
Патриарх снял тэкко [42] с обеих рук и быстрыми движениями стал отрезать подушечки своих пальцев. Лицо его оставалось совершенно бесстрастным, как и у наблюдающего за этим Фудо. Кровь брызгала в стороны, ручейками стекала на землю. Покончив с левой рукой, старик взял ею рукоять ножа и с такой же лёгкостью изуродовал пальцы на правой. Поднял танто, сделал несколько быстрых надрезов на лбу, щеках и подбородке, и, помогая лезвием, словно чистил апельсин, сорвал со своего лица всю кожу. Что-то вроде короткого хрипа вырвалось из влажной кровавой дыры, в которой блестели белые зубы. Движение руки замедлились, стали неуверенными, какими-то механическими. С видимым усилием синоби пытался воткнуть нож себе в горло, но он всё время уходил куда-то в сторону. Юноша не выдержал — схватил деда за плечи и с силой направил тело к ожидающему острию. Пятнадцатый патриарх Накагава-рю упал ничком.
39
Капюшон
40
Куртка
41
Исэ Сабуро Ёсимори, начальник разведслужбы Минамото Ёсицунэ (XII век)
42
Накладки, прикрываюшие тыльную сторону руки
Траурные кедры молча осеняли сцену странного ритуала. Просочившийся сквозь их кроны луч умирающего солнца блеснул на торчащем из затылка клинке.
Послышался отдалённый лай собак. Фудо (а может быть, Фёдор) вскочил, низко поклонился телу деда и растворился в кедровнике.
Когда-то здесь были казармы для казаков и гренадёров, потом — для красноармейцев. Недолго — пока Советом Артели не было принято решение создать женскую Обитель. До XX века женщин в Игре было немного, и обучались они обычно в закрытых пансионах, под крылышком опытной артельной или клабной дамы. Но ветры эмансипации задували даже в надёжно защищённые вековым консерватизмом тайные организации. Первым женское учебное заведение создал Клаб — в США. Артель продержалась чуть дольше, но к двадцатым годам дело назрело. Поэтому были задействованы рычаги в Советском правительстве и Красной Армии, и казармы тихо перепрофилировались в Обитель. Длинные кирпичные здания основательно перестроили, глухой бетонный забор скрыл от посторонних глаз кипевшую здесь жизнь.
Жизнь разнообразную и значительно отличавшуюся от мужской Обители в Ленинграде, нравы которой Палычу были прекрасно известны. А вот в московской он бывал считанные разы, потому шёл сейчас по коридорам и подземным переходам между зданиями, посматривая по сторонам с любопытством. Впрочем, внешне оставался чопорным и серьёзным. Всем видом показывал, что вот, солидный соработник, наверняка, не ниже пятого ранга, а может, и батырь, посетил по какой-то надобности этот курятник. Выдержка у Палыча была железная, но сохранять важную мину ему становилось с каждым шагом всё труднее.
Коридоры и рекреации кишели молоденькими девицами в белых сарафанах, расшитых красными коловратами, и платочках. Традиционная одежда была обязательной для послушников и наставников всех обителей. Однако здесь творилось неприкрытое нарушение устава — девицы всячески изгалялись над платочками, дабы видны были волосы, сарафаны у некоторых были весьма фривольно укорочены, и большинство послушниц явно пользовалось запрещённой косметикой. Что касается обязательных в мужской Обители лаптей, в московской их и следа не было. Из-под сарафанов шаловливо выглядывали босоножки, а то и туфельки на немалых шпильках. При виде чинно шествующего Палыча стайки девиц начинали оживлённо шушукаться и стрелять глазками всеми способами, которые тут преподавали многоопытные дамы — Артель столь же часто использовала «женское оружие», как и всякое другое.