Жестокий наезд
Шрифт:
– Вот... Господи, что теперь будет?
Переданный мне лист не что иное, как... повестка из суда. Она с открытой, то есть незаполненной, датой прибытия, но с печатью суда. В первую секунду меня одолевают смутные сомнения. Сразу вырисовывается глубокая комбинация моих врагов, неотразимо направленная мне в сердце. С такими поступками просчитать движения оппонентов просто невозможно, ибо сама суть комбинации чересчур сложна. Что за гадость хотят сотворить Басков и компания, начиная борьбу со мной завладением пустой повестки в суд?
Но уже через несколько секунд все встает
– Я все понял, Алла. А теперь давай по порядку. Вчерашний день, половина первого дня. Ты идешь за пирожками. Рассказывай. – Я кладу повестку на стол и смотрю в ее глаза.
– А откуда вы знаете?.. – Глаза, полные слез, становятся просто неприлично огромными, и в них, слегка подрагивая, стоят два моря. Окулисту с его исследованием глазного дна тут нечего делать. Эти два моря дна не имеют.
Поняв, что в данной ситуации лучше отвечать, нежели спрашивать, Алла начинает повествовать. Оказывается, на своем жизненном пути мой секретарь наконец-то повстречала своего героя. Он обходителен и ласков, щедр и обаятелен, чуток к чужим проблемам и невероятно смешон. Слушая эти определения, я невольно расслабляюсь. Перед моими глазами проплывают Хэмфри Богарт, Марлон Брандо и Делон. Когда же эпитеты у Аллы иссякают и дело доходит до фамилии, сказка заканчивается и я опять напряжен. Впрочем, «напряжен» – это не то слово. Я взрываюсь, как граната в руке нерадивого солдата. После названного имени появившиеся образы рушатся и передо мной хохочет Майк Тайсон. Его металлические зубы блестят, а лоб, высотой в указательный палец, морщится...
– Зверков?!
– Да, Руслан... – Алла смотрит на меня, как на потерявшего рассудок. Почему «ее» герой вызывает у меня такую странную реакцию?
– Этот финик с оттопыренными ушами?! И эта слюнявая игуана уластила тебя до того, что ты готова рухнуть на его деревянные нары, сжимая в руке украденные в суде документы?!! Алла, я в диком ужасе!..
Впрочем, никаких воспитательных мероприятий. Как известно, воспитание человека происходит до двенадцати лет. Все остальное время занимает обучение.
– Значит, так, родная. – Чувства уважения к секретарской красоте я не потерял, но в том, что она во благо, разуверился. – Я хочу знать, с кем ты.
– Антон Павлович, простите меня... Я сама не понимаю, как это случилось... – В двух морях опять начинается прилив.
Понятно, она со мной. Слава богу, что некоторые люди умеют вовремя останавливаться. Где-то в глубине моего пиджака есть платок. Пошарив в карманах, я обнаруживаю его и протягиваю девушке. Она берет его, и теперь вторая пола соскальзывает с колен. Две до изнеможения сексуальные ножки стоят прямо передо мной. Но это не беда. Перед Струге можно даже переодеться, ибо он – судья, а значит, бесполый.
Я вздыхаю и набираю на своем мобильном телефоне номер. Через пять секунд связь вводит меня в контакт с вызванным абонентом и я слышу голос Земцова.
– Александр, это я. Ты где сейчас находишься?
– Под окном твоим я с гитарою...
– Саша, человек сейчас выйдет,
– Палыч, твою мать... – разочарованно протянул Зема. – Я так и знал, что нельзя ничего Пащенко говорить. Тот обязательно стуканет тебе, а ты расчувствуешься. Все, Антон Павлович, ты все сломал, понял?! Я снимаю людей. Зверь опять за магазином, но теперь вся работа не имеет смысла. Адью...
– Человек сам пошел на контакт с нами! – рявкнул я. – А это называется резкое изменение обстановки! Привыкли топором махать! Если хочешь дело до логического конца довести, то умей лавировать, понял?! – Уловив, что Земцов понял мою правоту, я перешел к делу. – Значит, так... На девчонку вышли неделю назад. Зверков обхаживает ее, поражая широтой интеллекта... Да, интеллекта! Вчера ее склонили узнать, что Малыгин-младший говорил на последнем заседании, а сегодня попросили принести пустую повестку с печатью суда. Якобы для отмазки товарища на работе. Короче, пробивали. Сегодня, я думаю, попросят о главном. Эти люди, Саша, терпения не имеют, а Алла сомнений у них уже не вызывает. Что?..
Выслушав вопрос Земцова, я оторвался от трубки. Не знаю, зачем это нужно оперу, но, наверное, нужно, раз спрашивает. Только, в отличие от Александра Владимировича, вопрос мне нужно сформулировать пристойно.
– Алла, у тебя секс уже был?
– С Русланом или вообще?
И они борются за равные с мужчинами права!
– Алла, со Зверковым.
Та яростно мотает головой из стороны в сторону, и я сообщаю ее ответ оперативнику. Мне приходит в голову мысль, что еще час назад она об этом мечтала, а сейчас, предполагая такую возможность, холодеет душой.
Закончив разговор, я вновь устремляю взгляд к своей помощнице. Она пришла в себя, уже утерла слезы и спрятала под мехом свои ноги без границ. Можно переходить к главному, что я и делаю. Опыта в работе с двойными агентами мне не занимать, хотя горько осознавать тот факт, что я это делаю с довольно близким мне по духу человеком. Через пять минут она все понимает и со всем соглашается. Степень вины передо мной настолько огромна, что она сейчас готова выполнить любую мою просьбу. Усиливая позиции, я достаю из сейфа распечатку Информационного центра на Руслана Егоровича Зверкова, ее героя, и убиваю ее наповал. Ее рыцарь дважды судим. Один раз за вымогательство, второй раз за разбой. Построенный Аллой монумент Зверкова оплывает к ее ногам, как расплавленная парафиновая свеча.
Теперь она готова к работе и наводит на лице порядок. Восстановление макияжа прерывается лишь один раз, когда она, слушая меня, вдруг спрашивает:
– Антон Павлович, а если он предложит мне... лечь?.. За рулем всегда его водитель, а он садится со мной на заднее сиденье. До этого еще не дошло, но вдруг...
– Господи! – Я морщусь, словно забыл посыпать лимон сахаром. – Сошлись на месячные, на простуду!.. Кто из нас баба, в конце концов?!
– А если...
– А если так, то расскажи сказку о судорогах. Мол, ты в детстве так увлекалась соской, что заклинивало челюсти и родители разжимали их ложками! Е-мое, ну, неужели невозможно не дать?!!