Жестокий наезд
Шрифт:
Но если бы я хотел так судить, я стал бы криминальным авторитетом. Меня бы уважали и на каждый подобный суд возили под охраной трех черных джипов. И слушались бы они меня, как бога! Но я иду другим путем. Своим богом я избрал закон. А двум богам, как известно, служить нельзя.
– Чего же вы от меня хотите, Семен Матвеевич? Сомнения в законности проводимых ГИБДД следственных действий нужно было высказывать следователю или прокуратуре, а не мне.
– Артем виноват лишь в том, что сел пьяным за руль, – как сомнамбула проговорил Малыгин. – Вы не понимаете...
Опять эта фраза.
– Чего я не понимаю? Чего именно? Что ваш сын сбил двоих людей в пьяном виде?
Малыгин издал такой протяжный и нервный вздох, что я испугался, что он окажется последним. Мне еще инфаркта в кабинете не хватало!
Зампредседателя чего-то недоговаривал. Чего? Глядя, как он поднимается и опирается на мой стол так, что со столешницы соскальзывает флажок с триколором, я впервые подумал о событиях, которые могли быть не отражены в материалах следствия. Пермитин в качестве оплаты за услугу предлагает от имени начальника ГУВД квартиру, стоимость которой превышает тридцать пять тысяч долларов. Это при наличии ущерба в десять тысяч. И молчит о причинах такой неравноправной сделки. Вряд ли это от неуемного желания видеть торжествующее правосудие. А Малыгин твердит, как оглушенный попугай, – «вы не понимаете», «вы не понимаете».
Конечно, я ничего не понимаю. Если бы я что-то понимал в этой жизни и законах существования в ней, то за жилплощадью обратился бы не в жилищный комитет мэрии, предполагая, что поступаю верно, а к начальнику ГУВД. И когда не мог правильно обосновать свой приговор, обращался бы не к комментариям Верховного суда, а к Басе.
– Артема напугали, Антон Павлович, – выдавил Малыгин. – Его напугали на дороге. Его жизни угрожала опасность, он спасал жизнь... Если бы он был трезв, этого не произошло бы. Я вам клянусь. – Малыгин грохнул рукой о стол так, что Алла вздрогнула и выронила ручку. – Говорил же мерзавцу – пьяным за руль не садиться!! Говорил же!.. Натворят делов, сопляки, а ты развози этот назем по всем инстанциям!
Это уже ближе к теме, нежели утверждение, что я ничего не понимаю. Впрочем, я и сейчас ничего не понимаю. Кто испугал бедного Артошу? Кому пришла в голову гнусная идея пугать сына человека, приближенного к мэру и губернатору? Мне бы вот, например, не пришла.
И Алле бы не пришла. Ей сейчас не может прийти в голову мысль даже о том, как поднять с пола ручку при такой юбке, чтобы это выглядело более-менее пристойно. Кажется, у нас в суде соревнование среди секретарей – кто прибудет на работу в самой короткой и узкой юбке. При этом я не могу понять, кого они соблазняют. Я для Аллы не мужик. А если это так, то, зная ее, я могу утверждать, что в других судьях она мужиков не видит тем паче. Может, у девочек свои проблемы?
– Семен Матвеевич... – Я поморщился. – Мне вот этот назем тоже ни к чему. Вы загадываете загадки, а я не хочу их разгадывать. У меня есть уголовное дело, в котором есть ответы на все вопросы, а заниматься спиритизмом и белой магией... Знаете, это не по существу. Чего вы хотите?
– Вы сами все поймете. Когда начнете вызывать свидетеля побитого «Лексуса». Он почему-то иск о возмещении ущерба Артему не предъявляет. Интересно, почему?
Некоторое время Малыгин совсем не по-зампредседательски мялся, мучаясь какими-то сомнениями, потом выдал:
– Знаете, откровенно говоря, я сначала расстроился, когда узнал, что дело передали вам. И пытался решить вопрос в облсуде.
– Какой вопрос? – улыбнулся я, ожидая, что на это ответит Малыгин.
Но он оказался честен.
– А чтобы дело передали другому судье, – невозмутимо ответил
Я не стал уточнять, что «оно» именно. На него и так было жалко смотреть. Он вышел, попрощавшись, а я вновь подумал о том, как мало и как много в жизни таких людей может изменить простой судья. Меня никто не замечает, когда я решаю свои проблемы. И начинают обо мне думать, когда дело касается их самих. Малыгин не дурак, он знает, что переломить меня о колено не удастся ни Смышляеву, ни Измайлову, ни ему самому. Но, в отличие от начальника ГУВД, он не направляет ко мне полномочных представителей с липкими предложениями. Он просто высказал вслух удовлетворение тем, что дело попало ко мне. Значит, второе лицо городской думы, при наличии на руках самых слабых карт из всех участников, уверено в том, что приговор будет справедлив. И он его устроит. Он хотел, чтобы я это понял. Так и вышло. Ничего не сказав мне по существу, он объяснил мне все. Вряд ли он ушел бы, если бы не был уверен в том, что цель визита достигнута.
Меня привела в чувство телефонная трель. Я вскинул голову и увидел вопросительный взгляд своего секретаря: «Следующего приглашать?»
«Тайм-аут!» – показал я Алле и поднял трубку.
– Что-то ты совсем меня забыл! – Возмущенный голос Пащенко разрезал не только мой слух. Алла приблизилась к старенькому серванту, в котором у нас хранились бланки, и стала наводить там порядок. Порядок у нее был во всем, она наводила его каждый день, поэтому истинной причиной ее усердия было то, что сервант стоял почти у самого моего стола. Это позволяло слушать разговор без всяких помех.
– Минутку! – Я прикрыл трубку рукой и повернулся в сторону изумительно стройных ног: – Аллочка, сходи к Марии Антоновне, подсчитай все карточки, что мы сдали в этом квартале.
Теперь около четверти часа можно говорить без свидетелей. Но это время придется урезать до трех минут, потому что за дверью стоят люди.
– Я говорю – что-то ты совсем меня забыл! Придержал транспортный прокурор.
– Вадим, дел по горло! У меня ко всему вдобавок день сегодня приемный. Я уже из ритма выбиваюсь.
– А ты не напрягайся так сильно. Орден «За заслуги перед Отечеством» тебе все равно не выпишут. У меня дел не меньше, однако я друга детства не забываю. Как чувствуешь себя после московских каникул?
– Неважно. Но лекарство от хандры мне уже подкинули. Сын Малыгина в течение пятнадцати секунд разбил три машины и убил двоих человек.
– Что?! Опять?!
– Что значит – опять? – растерялся я.
– Он же в декабре прошлого года задерживался за то же самое...
– И ты полагаешь, что он уже отсидел за старое? – Я рассмеялся, подумав о том, каким глупым может оказаться в разговоре умница Пащенко, если его загрузить работой, как мула. Это он мне говорит, что не нужно напрягаться?! – Я начинаю понимать, кто у нас стремится стать орденоносцем!
Пащенко вздохнул:
– Да, есть маленько работы. То есть столько работы, что уже маму теряю... Слушай, Антон, тебя кто-нибудь уже напрягал?
– Не успеваю мусор подметать. А что?
– Ничего. У всего этого коллектива странная завязка. У меня сейчас лежит дело о попытке незаконного вывоза раритетов. Пятьдесят четыре иконы семнадцатого-восемнадцатого веков не по своей воле пытались покинуть границы области. Но их слотошили на нашем таможенном посту бдительные таможенники. Сопроводительные документы в Прибалтику, опись, все чин чином. В бумагах говорится, что раритеты едут на выставку, а в Риге о выставке ни сном ни духом. Опера из таможни эту тему пробивали...