Жестокий наезд
Шрифт:
Теперь я понимаю одну из причин, по которой Лукин отправлял меня в месячную командировку в Москву. Убивал двух зайцев. Во-первых, по его мнению, я могу достойно представлять в столице терновское правосудие, во-вторых, меня нужно было подальше убрать от Николаева. Пока я того не «испортил». Расслабить меня и напрячь Виктора Аркадьевича. И Лукин, как я теперь вижу, своего добился. Теперь он, а не Николаев, дает мне для рассмотрения дела, в том числе и дело Малыгина.
Интересно, эти коллизии и борьба двух противоположностей закончатся, когда Игоря Матвеевича наградят почетным знаком «Заслуженный юрист РФ» и отправят в самую почетную из всех известных мне почетных отставок?.. Струге, у тебя еще год для того, чтобы вылететь в трубу. И дело Малыгина в этом тебе «поможет».
Как меня забодал этот Лукин... Ему мало власти. Ему нужно одержать последнюю перед пенсией победу. Свалить Струге. А что меня валить? Я и так беззащитный. Просто честь имею и не отдаю ее никому. Вот это Лукина и бесит.
Вплоть до пятницы я вечерами штудировал дело, как учебник. Я всегда отношусь к процессу тщательно, с известной долей придирок к самому себе и своей памяти, независимо от того, какую категорию преступлений рассматриваю. А дело Малыгина – совершенно особый случай со всех сторон.
Есть вещи, которые я, как бывший следователь прокуратуры, замечаю мгновенно. Почему схема места дорожно-транспортного происшествия составлена так, что прочесть ее содержание не в силах не только я, но специалист? Я уверен, вызови я сейчас первого попавшегося гаишника с полосатой палкой, он зависнет над этой схемой в таком напряжении, что на нее через полчаса закапает слюна. Следователь так волновался, глядя на трупы на дороге, что у него дрожали руки и из головы вылетели все практические наработки? Что-то не верится в это. При данном виде происшествия это все равно что забыть допросить свидетелей. Что явилось причиной такого сумасшедшего маневра Малыгина? Алкогольное опьянение – раз. Но это не исчерпывающее объяснение. Если бы подсудимый ехал вдребезги пьяным со скоростью в десять километров в час, то ничего бы не случилось. Он превысил скорость до критической отметки. Это можно объяснить сильной степенью опьянения, но у меня не выходят из головы слова Малыгина-старшего о том, что его сына испугали. Но об испуге в деле ни слова.
Допрошенный в качестве гражданского истца Сериков И. А. утверждает, что двигался в крайнем правом ряду, как вдруг почувствовал удар сбоку, справа. Его «Мерседес» ударила машина, марку которой и фамилию водителя, сидевшего за ее рулем, он узнал впоследствии. А увидел он машину лишь после того, как она унеслась вперед и врезалась в толпу на остановке. Все звучит логично до тех пор, пока я не разворачиваю лист протокола, на котором Сериков И. А., племянник начальника областного ГУВД, описывает характер повреждений своего «мерса». Правое переднее крыло, правая передняя дверь, капот и правая передняя блок-фара. Такие повреждения должны быть не у «Мерседеса» Серикова, а у «Тойоты» Малыгина. Если «мерс» ударили сзади, то у него не может быть покалечен капот и фары.
Сериков лжет. Тем не менее его показания не опровергает пришедший в себя Малыгин.
Показания Баскова вообще как телеграмма. Ехал в правом ряду, ударили сбоку. Потом видел, как «Тойота» сбила на остановке людей. Претензии выставлю в порядке гражданского иска. Баста. Между тем в деле есть фотография «Лексуса», и если я не слепой и не кривой, то вижу на ней золотистый джип Баси с повреждениями в передней части. Опять в передней части! Что, и Сериков, и Басков ехали по проспекту Ломоносова на задней передаче?! Ведь только так можно объяснить характер повреждений их машин!
Идем дальше. В протоколах допросов Баскова и Серикова рукой следователя записана одна и та же фраза о том, как начиналась трагическая развязка аварии. «...В районе указателя поворота на улицу Серафимовича я почувствовал, как...» – и далее описывается, что они почувствовали. Зная следственную работу, я могу с уверенностью сказать, что многие нерадивые следователи, не желая подбирать лишние слова и с точностью до буквы фиксировать показания допрашиваемого, грешат одним недостатком. Это называется – стандартизация в ущерб работе. Им говорят: «Иванов меня шлепнул ладонью по лбу». Привыкший к стандартам и не удрученный пониманием важности слов следователь пишет: «Подозреваемый ударил меня рукой по голове». Очевидная разница в словах и тексте не в пользу подозреваемого. И он запишет так в десяти случаях, если факт «шлепа» подтвердят еще десять человек. Такие следователи не понимают, как они запутывают обстоятельства по делу.
Так же и здесь, с поворотом на улицу Серафимовича. Я, прожив в Тернове всю свою сознательную и мало сознательную жизнь, без участия сотрудников ГИБДД могу сказать, что от этого поворота до остановки не более семидесяти-восьмидесяти метров. Если бы Малыгин на своей «Тойоте» ударился о два автомобиля кряду, он потерял бы скорость и перевернулся. Как он мог раскрутить спидометр до ста сорока километров в час за семьдесят метров пути? И как этих столкновений не увидел ни один из присутствующих на остановке людей?
Сейчас, когда я смотрю на фотографию «Тойоты», из которой спасатели ножницами вырезали племянника начальника ГУВД, мне трудно судить о том, какие повреждения имелись на машине до того, как она врезалась в толпу.
Но одно я могу сказать точно. Не Малыгин бил Серикова и Баскова, а наоборот. Они били его машину. И происходило это не в «районе поворота на улицу Серафимовича», а гораздо раньше. Поэтому и нет свидетелей столкновений.
– А зачем? – спрашиваю я сам себя.
– Что? – не поняла Саша. Она сидит и смотрит пятничный выпуск вечерних новостей.
Я кидаю на стол карандаш и тру лицо руками. Жутко об этом думать, но, кажется, пора идти к окулисту. Если будет дана команда на приобретение очков, я сойду с ума. Не могу представить себя в очках, даже читающим. Бокс, постоянное чтение, компьютер... Вот составляющие ранней потери зрения. Но я не сдамся. В Новосибирске есть организация, созданная покойным Федоровым, которая делает волшебные вещи. Раз – и глаза отремонтированы.
– Саша, что может заставить двоих водителей, имеющих баснословно дорогие автомобили, бить их о другую машину?
Она даже не задумывается:
– Если обстоятельства дороже суммарной стоимости обеих машин.
Люблю четкие формулировки. Иначе юристу банка нельзя. У них слово на вес золота. «Обстоятельства дороже»... Назовем такими обстоятельствами жизнь Малыгина-младшего. Точнее – его смерть, которая окупит стоимость и «Мерседеса», и джипа «Лексус». Выходит, дешевле разбить обе машины стоимостью в полтора миллиона каждая, нежели позволить Артему Малыгину жить. Дороже обойдется.
Я дотянулся до телефонной трубки.