Жестокий роман. После
Шрифт:
А ведь это все как тогда. Раньше. Когда она пыталась от меня убежать в первый раз, а я поймал. Помню ее на коленях, в окружении моих верных псов. Эти кровожадные твари радостно вылизывали ей руки. Даже они, натасканные загрызать чужаков, раздирать глотки, даже эти дикие гады ее приняли, подчинились. А я только сильнее озверел.
Что я тогда творил?
А теперь?
Я смотрю, как она трепещет. Отползает от меня, стараясь оказаться как можно дальше. Измученная, сломленная, обессиленная.
Смотрю
А я ее почти не тронул. Но и так хватило.
— Вика…
— Нет, — бормочет и мотает головой. — Не трогай меня, Марат. Пожалуйста, не трогай. Убери руки!
Она взвизгивает, когда я просто протягиваю ладонь вперед. Хватает перепачканные лохмотья, которые остались от ее платья, пробует прикрыться этими лоскутами.
— Я отнесу тебя в твою комнату, — говорю и смотрю прямо в ее глаза.
— Нет, — выпаливает сразу же. — Не нужно.
— Ты устала. Тебе тяжело идти самой. И ты не знаешь этот дом так хорошо, как я. Ты сейчас в таком состоянии, что не найдешь дорогу обратно.
— А ты? — сглатывает и кусает губы. — Ты сейчас в каком состоянии?
— Я в порядке.
— Ты свою руку видел? — кривится, когда бросает взгляд на мою рассеченную ладонь, из которой продолжает сочиться кровь. — Когда ты перестал чувствовать боль?
— Я начал чувствовать, — усмехаюсь. — Опять.
— Незаметно.
— Это херня, Вика, — медлю и продолжаю. — Прошу, дай мне взять тебя на руки и отнести в комнату. Пожалуйста.
Рана херня. Да, блять. А вот то, что она мне нихера не доверяет, реально цепляет. Хотя после всего я сам себе больше не доверяю.
Здесь Вика должна была оказаться в полной безопасности.
А оказалась наедине со мной.
Она молчит, и я принимаю это за выражение согласия. Поэтому подаюсь вперед и подхватываю ее на руки.
Вика содрогается, но не пытается вырываться. В моих объятьях ее колотит еще сильнее. Она вцепляется в ошметки платья так, что пальцы белеют.
Ебаный пиздец.
Хуй знает, как это все исправить.
Я отношу ее в спальню. Как обещал. Тянет заласкать ее, зацеловать, но я понимаю, что теперь не самый подходящий момент.
Ей жутко, когда я просто до нее дотрагиваюсь. Она вся пронизана страхом насквозь, пропитана так сильно, что аромат ужаса сочится сквозь поры.
— Марат, ты, — она запинается. — Ты слышал меня? Когда я звала, когда обращалась к тебе… там. Ты слышал?
— Да.
Я укладываю Вику на постель, а сам усаживаюсь на пол перед кроватью. Она смотрит то на мои руки, то на мое лицо. Закрывает глаза и мотает головой, будто отгоняет подступающий к ней снова кошмар.
— Уходи, пожалуйста, — роняет тихо.
— Я пришлю
— Нет, — моментально отказывается. — Никого не хочу видеть.
— Есть кнопка вызова, — киваю в сторону электронного экрана на стене. — Нажми и горничная придет.
Вика молчит. Просто смотрит на меня так, что я понимаю, сейчас между нами встает такая стена, которую ничем не пробить.
Поднимаюсь и направляюсь к выходу, только перед самой дверью останавливаюсь и бросаю:
— Я всегда тебя услышу, Вика.
Она молчит, и я толкаю дверь.
— Откуда ты можешь знать? — доносится мне вслед.
Оборачиваюсь и смотрю на нее. В глазах до сих пор отблески пережитого ужаса, на губах играет горькая улыбка. И мне приходится приложить всю силу воли, чтобы не сорваться и не броситься к ней, не накрыть эти губы собственным ртом.
— Знаю, — бросаю твердо. — Иначе быть не может.
Выхожу и закрываю дверь.
Блядь. А я сам в свои слова верю? После того, как сорвался в тренировочном зале я уже ничего не могу знать наверняка.
Болевые ощущения возвращаются. Некоторое время уходит на то, чтобы обработать раны. Потом я набираю номер своего старшего брата.
— Приезжай, — бросаю вместо приветствия.
— Марат, это не лучший момент…
— Разговор есть.
Он молчит, а потом бросает:
— Буду завтра. Вечером.
— Поздно, не катит.
— Я еще не довел наш план до конца.
— План подождет.
— Даже так?
— Ты нужен мне здесь.
— Тогда увидимся утром.
Я убираю телефон. Хаген не так опасен как то, что скрывается внутри меня. И я должен понять, что делать с этим дальше.
Я должен защитить Вику. От себя. И я должен вернуть ее. Добиться ответа. Не силой, по-настоящему.
27
Я наблюдаю за ней из окна.
На улице жара, а она выбрала закрытое платье. Руки скрыты. Никаких вырезов. Бьюсь об заклад, после вчерашнего на теле остались синяки. На плече так точно.
Я чувствую ее напряжение. Даже на таком расстоянии. Она не может расслабиться, периодически оглядывается. Улыбается детям, но видно, что ей тяжело держать эту маску. Страх никуда не ушел.
Блядь, все должно было быть совершенно иначе.
Я представлял, как мы сблизимся здесь. Начнем заново. Но я охуеть как ошибался. Все мои планы полетели к чертям. И дело не только в том, что Майкл не мой сын. Проблема гораздо глубже. Я слишком увлекся будущим и напрочь забыл прошлое. Жизнь врезала под дых. Быстро вернула в реальность.
— Босс, вертолет запрашивает разрешение на посадку, — докладывает помощник, застывая на пороге моего кабинета.
Я как раз читаю сообщение от брата.