Жестокий роман. После
Шрифт:
Я оборачиваюсь назад, срываю первый попавшийся кинжал, изо всех сил стискиваю рукоять. Поворачиваюсь и вижу Марата.
Он рядом. Совсем близко.
Больше не скалится. Дышит так, что мне уже от этого становится жутко. В полумраке огромного зала окунаюсь в свой персональный ад.
Раньше я тоже пыталась его ранить. У меня даже получилось пустить ему кровь. Как раз перед тем как он окончательно уничтожил то, что еще оставалось от меня.
Он шагает вперед и перехватывает лезвие ладонью. На его дьявольски
Взгляд остается ледяным. Ноль эмоций.
Он вырывает нож из моей руки, и ему явно наплевать на то, как сильно лезвие рассекает его ладонь, задевает кисть. Он ничего не замечает. Нет реакции.
— Марат…
Холодное оружие отлетает прочь. Сталь бряцает ударяясь о каменный пол, звук пугающим эхом отбивается от стен.
— Марат!
Меня накрывает отчаяние.
Он подступает вплотную, а я ударяю его в живот. Туда, где еще до конца не зажила рана от моей пули.
Опять ничего. Понимаю, что мои кулаки нельзя сравнить с его, что он давно закален в боях, а торс у него точно из камня высечен, но черт возьми, хотя бы какую-то боль он должен чувствовать.
Нет. Ровно. Мой удар он вообще не замечает.
— Марат, — сглатываю. — Ты слышишь меня, Марат?!
Повторяю его имя раз за разом, но это никак не помогает.
Он срывает с меня остатки платья. Пачкает мое тело собственной кровью. Он хочет видеть меня голой перед собой.
Я озираюсь вокруг. Дергаюсь. Пробую вырваться, уклониться от его прикосновений, но ничего не получается.
Его движения жесткие и уверенные. Подавляющие. В них нет ни намека на нежность. Он не сдерживает силу. Просто хочет утолить жажду.
Истерика накрывает.
— Марат!
Я срываю голос. Закашливаюсь. Отшатываюсь от него. Вжимаюсь в стенку и вздрагиваю, когда ощущаю голой кожей острые стальные лезвия.
Но даже все эти проклятые сабли и ножи кажутся безопаснее зверя, который смотрит на меня из-под полуприкрытых век.
— Моя, — выпаливаю на его родном языке, лихорадочно повторяю: — Моя, моя, моя.
Не уверена, что правильно произношу слово. Плохо помню. Но вроде бы так.
Звучит непривычно, странно, ведь в его родном языке практически нет гласных звуков, зато множество согласных.
Знаю только пару слов. Но сейчас не могу ничего вспомнить.
“Моя” не помогает. Марат никак не откликается.
Отчаянно пытаюсь вырвать из памяти какую-нибудь фразу. В минуты страсти он часто переходил на родной язык. Я же знала, многое знала. Специально не учила. Но это автоматически отпечатывалось.
— Твоя! — вскрикиваю, когда его тяжелая ладонь опускается на мое плечо. — Я твоя, Марат. Твоя. Слышишь? Твоя Вика.
Вглядываюсь в его глаза, пытаюсь отыскать хотя бы какую-то перемену и не вижу ничего. Там только зияющая пустота.
Еще секунда — и все.
Он возьмет меня силой. Будет рвать на куски. Как тогда. Нет, еще гораздо хуже. Он просто не остановится. Не прекратит. Убьет. Заставит захлебнуться кровью.
Я не знаю, как хватает сил и дальше смотреть в его глаза. Темные. Беспросветные. Совершенно чужие. Разве эти глаза я любила?
Думала, что любила.
Нет.
Проклятье.
Я ведь и правда любила его. Сумасшедшей, абсолютно безумной, больной любовью. Задыхалась от боли. И хотела до боли. Любила так, что дышать без него не могла.
А потом ничего не осталось. Сгорело. Выжженное пепелище в моей душе. Там ни для какого мужчины никогда не найдется места.
Но он там. До сих пор.
Мой пепел.
Я больше ничего не говорю, не делаю никаких попыток достучаться. Просто продолжаю и дальше смотреть в темноту.
А потом закрываю глаза. Зажмуриваюсь.
Наверное, у меня заканчиваются силы. Наверное, все это затянувшееся сопротивление перестает иметь значение.
Я в клетке с безумным зверем. Наедине.
Неожиданно он отпускает мое плечо. Пальцы разжимаются. И я рефлекторно обнимаю себя руками. Ледяная дрожь сводит тело. Меня так сильно трясет, что зубы лязгают.
Гулкий звук заставляет вздрогнуть.
И я не сразу понимаю, что именно происходит.
Мощные руки обхватывают мои ноги. Горячая голова утыкается в мои колени. Пальцы скользят по бедрам. Лихорадочно. Нежно.
— Вика, — хриплый голос проникает под кожу. — Прости меня, Вика.
26
Вика.
Ее фигура отчетливо проступает в темноте. Рассеивает мрак вокруг. Такая светлая, хрупкая, нежная. Так и тянет протянуть руку вперед, дотронуться до нее, провести пальцами по коже, ощутить тепло. Понять, насколько она реальна.
Вдруг мираж? Бред воспаленного сознания. В тюрьме она часто приходила ко мне. То в мыслях, то во сне. Конечно, это и близко не было до такой степени отчетливо, как сейчас.
Ее глаза закрыты. Она дрожит. Нервно, лихорадочно. Обнимает себя руками, будто закрыться пытается.
Блядь. Страх. Явно чую ужас, исходящий от нее волнами. А потом замечаю кровь. Алые следы на груди, на плечах, на бедрах. Вика абсолютно голая. Рядом валяется разорванное в клочья платье. Белая ткань перепачкана красным.
Она ранена?..
Хочу шагнуть вперед, а не выходит. Мышцы сводит. Тело отказывается подчиняться. Пока не удается рвануть дальше, вглядываюсь в полумрак. Изучаю Вику.
Нет. Это не ее кровь.
Перевожу взгляд на собственные руки. Костяшки пальцев содраны до мяса. Одна ладонь рассечена. Но я совсем не чувствую боли. И… ни черта не помню.